— А теперь они помирились?
— Мама уже умерла.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже. Жизнь без нее стала совсем другой. Все ее дети разъехались по стране, но ради нее мы всегда готовы были собраться дома на праздники.
— А отец жив?
— Жив и даже не по годам резв. Он женился на маме в двадцать лет, так что в молодости не успел, как говорится, нагуляться всласть. Теперь компенсирует этот пробел. За пять лет он уже пять раз влюблялся. Так что ради встречи с ним никому не захочется тащиться домой, даже на праздники.
— Но если он счастлив с этими женщинами…
— Ни одна из них мне не мать. — Гриффин, очевидно, смутился. — Но зачем я вам все это рассказываю? Глупо и ни к чему не имеет отношения.
— Это относится к вам.
— Но не касается ни вас, ни вашей сестры. Так вы мне ничего не скажете?
— О Лили? Нет.
— Тогда о вас?
— Я уже и так наговорила слишком много.
— Еще одно слово. Скажите мне только одно слово. Что угодно.
Поппи хотела сказать, что чуть не получила степень по лесоводству, но побоялась вопроса о том, почему работает в офисе. Она призналась бы, что любит прогулки, но ведь спросить, какой у нее любимый вид спорта. Тогда мала, не сказать ли, что Арманд Бейн, финансирующий «Лейк ньюс» и знающий всех и все в издательском бизнесе, насолит Гриффину, если тот попытается выудить у нее какую-нибудь информацию. Но упоминание об издателе местной газеты могло иметь и иные последствия. А вдруг Гриффин позвонит Арманду которого никто не предупредил, чтобы он не вздумал и намек, суть о том, что Поппи Блейк — инвалид?
И потому она проговорила:
— Мой дом расположен на берегу озера. Сейчас я смотрю в окно. Стоит прекрасная ночь. Не очень холодно. Выходные, скорее всего, будут солнечными и теплыми.
— О! Я как раз подумывал, не отправиться ли в субботу на прогулку. Я живу в Нью-Джерси. Запросто заеду за вами.
Сердце Поппи заколотилось.
— Не очень удачная идея.
— Почему?
— Много машин. Пробки. Золотая осень. Все заняты делами. И потом, повсюду будет полно автобусов… Люди отправятся за город… Знаете, машины, мотоциклы… Одно происшествие — и движение на шоссе остановится на много миль. Тут в это время года теснее, чем в городском зоопарке. Кроме того, меня дома не будет, а с вами у нас больше никто не станет разговаривать, так что совершенно не имеет смысла сюда приезжать.
— А где же вы будете?
— Уеду, — сказала Поппи.
— Очень жаль, — огорчился Гриффин. — Могли бы неплохо провести время.
«Да, — подумала Поппи, уже положив трубку, — могли бы неплохо провести время». Но она не любила сослагательное наклонение и потому не стала долго размышлять об этом.
Однако в тайном уголке ее души осталась мечта.
Большую часть субботы Джон провел в офисе. Время от времени он выбирался на улицу: то дойти до почты, то пообедать у Чарли, то прогуляться по ремесленной ярмарке, устроенной в центре города. Здесь стояли палатки с плетеными корзинами, гирляндами бальзамина, макаными свечами и шерстяными платками, связанными местными мастерицами. Свои работы продавали живописцы, резчики по дереву и камню. Словом, тут было на что посмотреть. Но больше всего Джона интересовали люди, большинство из них он знал лично. Незнакомые же относились числу любителей осенних загородных прогулок и завернули на ярмарку, чтобы купить сувенир на память.
Были здесь и подозрительные личности. В одном из приезжих Джон узнал репортера из Конкорда, и ему показалось, что он видел еще одного — из Спрингфилда. Он готов был побиться об заклад, что двое одинаково одетых чужаков — с телевидения. Местные принимали их весьма холодно.
Вернувшись в офис с собранными на ярмарке новостями, Джон добавил их к материалам для следующего выпуска газеты, сложенным в отдельную папку. Потом поработал над передовой статьей, где сообщалось о позавчерашнем происшествии в Эшкрофте: ружье, случайно попавшее в руки трехлетнего ребенка, выстрелило. Однако большую часть времени Джон изучал досье Терри Салливана. Ему очень хотелось выяснить, почему репортер «Пост» так часто переезжал.