Лили пала духом.
— Лили! — ласково окликнул ее Джон.
— Что? — шепнула она.
— Ты должна знать и о том, что Джастин Барр подхватил идею «Пост». Я слушал его несколько минут назад. Он говорит, что всему виной твоя неуравновешенность. Но от тех, кто не согласен с ним и сочувствует тебе, поступило так же много звонков, как и от других, разделяющих его мнение.
Слабое утешение. Лили повесила трубку, чувствуя себя побежденной. Однако вскоре произошли два события, которые подняли ей дух.
Сначала позвонила Кэсси, прочитавшая сегодняшние газеты.
— Не падай духом, Лили. Я и не ждала быстрого ответа на наше письмо. Они будут гнуть свою линию, чтобы удержать тираж на прежнем уровне. Но чем дольше они тянут и чем больше печатают таких статеек, как сегодняшняя, тем тяжелее для них будет расплата. И не волнуйся насчет этой заметки. Им не удастся избежать судебного разбирательства. Дуг Дрейк — лишь лакей. Всем это хорошо известно. Если понадобится, мы и это сумеем доказать.
А потом Поппи соединила ее с кардиналом. Услышав его голос впервые после того, как начался скандал, Лили растерялась — она почувствовала одновременно облегчение, радость и даже злость.
— Как дела, Лили? — спросил он своим глубоким, низким голосом. О да, действительно, некоторые женщины наверняка считали этот голос сексуальным. Лили же всегда казалось… что он исполнен сострадания.
В ней всколыхнулись добрые чувства к нему.
— Уже лучше. Взяла себя в руки.
— Мне бесконечно жаль, что все это случилось. Вы оказались под перекрестным огнем, хотя не сделали ничего дурного.
— Но вы ведь тоже.
— Да, но я лучше вооружен. Я даже не предполагал, что епископату доступны такие средства, пока мне не понадобились все эти адвокаты, пресс-секретари и лоббисты. Но они появились откуда ни возьмись. И до сих пор работают, Лили. Все были уверены, что газета извинится и перед вами. Если я неповинен в том, в чем меня обвиняли, то совершенно логично, что невиновны и вы.
Вспомнив каждое слово тех самых обвинений, Лили снова пришла в ужас и тут же начала оправдываться:
— Я никогда не говорила того, что они опубликовали. Я вообще не собиралась беседовать о вас, но репортер хитростно вовлек меня в разговор и ловко выудил все, что ему было нужно. Он твердил, что женщины считают вас привлекательным. Я же отвечала, что все это абсурд, поскольку вы священник.
— Да, да, Лили, я знаю, вы никогда не проявляли ко мне ничего, кроме уважения.
— Но разве могло быть иначе? Ведь вы же действительно священник!
— Хорошо бы вас послушала та рыженькая дамочка, которая очаровала-таки меня в прошлом году на губернаторском балу. — Лили ахнула, а кардинал усмехнулся: — Увы, такое тоже случается. И потом, — тут он явно перестал улыбаться, — я думаю, бывают и нечестные священники, как, впрочем, и нечестные мужья. Я никогда ничем подобным не занимался и впредь заниматься не стану. И я всегда чувствовал, что вы такая же. А насчет неуравновешенности… Глупость какая! Я много лет был вашим советчиком и знаю, что вы очень рассудительны. Боже правый ведь это именно вы даете мне силы! Хотя, разумеется, если бы я хоть словом обмолвился об этом при журналистах, они непременно вывернули бы все наизнанку.
— Но почему они так поступают?! — воскликнула Лили. — Кто дал им право? И почему я?
Она терпеть не могла этот вопрос, но он сам сорвался с языка. Это Фрэн Россетти вытянул его из самых темных глубин. Может, именно его глубокий голос внушал уверенность в том, что кардинал все знает, поскольку он — наместник Бога на земле. Лили не была религиозна, но почему-то отзывалась на его голос, на его речи, да и не она одна. Проникая в людские души, он осторожно и бережно очищал их от грязи.
И Лили, молчаливая по природе, продолжала спрашивать:
— Почему со мной вечно что-то происходит? Сейчас — это; тогда — Донни Киплинг? Почему мне так нелегко с мамой? А мое заикание? Разве я сделала что-то дурное, отец Фрэн?
— Не рискну утверждать наверняка, — ответил он, — но, возможно, потому, что Господь знает: вы способны выдержать все испытания и учиться на своих ошибках. Далеко не всем это дано, а некоторые люди просто слишком слабы. Сильным был Иисус. И вы тоже сильная.
Лили хотелось сказать, что она не Иисус и вовсе не стремится быть распятой — а ей казалось, что именно это с ней и проделывают, — но она не решилась богохульствовать. Отец Фрэн допускал полную откровенность, однако, Лили не могла перейти определенных границ.
— Впрочем, что это я? — остановил себя Россетти. — Снова взялся за свое и совсем забыл, что вы не разделяете полностью постулаты ни одной религии, в том числе и моей. Но я имел в виду именно то, что сказал. Вы действительно сильная, Лили.