Головная боль усиливается. Я всё больше мёрзну. Однако это не идёт ни в какое сравнение с тем, что я чувствую, сидя в кромешной тьме.
Тревога.
Беспокойство.
Первобытный страх.
Мысли путаются. Думать о чём-либо крайне затруднительно. Мешает излишне развитое воображение, буквально кричащее о том, что мрак скрывает некие ужасные вещи.
И плевать, что давно взрослая.
Боюсь… Очень боюсь.
До дрожи в коленях. До тремора в онемевших конечностях. До гадкого приступа удушья.
Клянусь, будто чьи-то невидимые руки сдавливают горло.
Мне очень плохо.
Вот вам ещё одно доказательство того, что я так и не выиграла эту битву. Не сумела побороть свою детскую фобию. Провал. Хотя кого я обманываю? Что это была за борьба такая, если я по сей день засыпаю с ночником?
Стыдно.
Грею ледяные ладони друг о друга. Зажмуриваюсь до цветных кругов перед глазами.
Отчаянно хочется вдруг проснуться и с облегчением выдохнув, осознать, что это был всего лишь дурной сон.
Но какое там…
Я, испуганная и совершенно разбитая, лежу не в своей кровати, а на бетонном полу.
Ожидание затягивается. Моё состояние ухудшается. Все чувства восприятия действительности обостряются до предела. Оголён каждый нерв.
Что сейчас? Ночь? Утро? День?
Когда кажется, что уже никто не придёт, случается это: я слышу, как кто-то открывает тяжёлую дверь. Слышу, но насколько реально происходящее, до конца не осознаю. По крайней мере, до того момента, как в стену ударяет луч спасительного света.
— Вот дура! Так и думал, что не допрёт.
Узнаю этот голос.
— Ээ, алё! Недалёкая, тут кровать есть. Какого ляда ты разлеглась на полу?
— Девчонка выглядит болезненно бледной, — говорит второй.
— Ну так ревела-истерила. Посмотри на неё. Эу! Подъём! — тычет мне в живот носком кроссовка.
— Чё ты делаешь?
— Проверяю, не скопытнулась ли наша Настенька раньше положенного, — приседает на корточки и светит мне фонарём в лицо.
Ослепнув, непроизвольно морщусь.
— Поднимайся давай! Ну!
Принимаю сидячее положение.
— Пожрать тебе принесли, принцесса.
Вижу, как ставит что-то на пол.
Он издевается?
На самом деле думает, что у меня есть аппетит?
Отталкиваю от себя ногой лоток. Так резко, что он отлетает и переворачивается.
— Ты охренела, дрянь? — наклоняется и больно хватает меня за руку. — Будешь давиться просроченными консервами. Поняла меня?
— Отвали от неё. Чего ты ожидал? — вмешивается его сообщник.
— Собираешься с ней нянчится? Лично я — нет!
— Не хочет есть — пусть не ест.
— Ну посмотрим, долго ли протянет, — разжимает пальцы, освобождая кисть, зажатую словно в тиски.
Смотрим друг на друга. И взгляды эти выражают обоюдную неприязнь.
Всё его лицо закрыто чёрной тканевой балаклавой, но конкретно в этом случае, мне, пожалуй, достаточно видеть лишь глаза, чтобы понимать: человек меня люто ненавидит.
Знать бы за что…
— Сам, короче, с ней возись, — сплёвывает на пол и уходит.
Урод.
Поджимаю ноги к груди. Отмечаю про себя, что некогда белоснежный комбинезон безвозвратно испорчен. Грязный. Дырка на коленке.
Смешно. Это сейчас едва ли важно…
Прислоняюсь затылком к стене.
— Вы уже связались с моим отцом? — интересуюсь, когда остаёмся вдвоём с Адекватным.
— Не задавай мне таких вопросов.
— Из вас двоих ты кажешься наиболее здравомыслящим…
— Не торопилась бы с выводами, — перебивает, не позволяя закончить.
Обнимаю себя руками. Нахмурившись, внимательно его рассматриваю.
Высокий. Спортивного телосложения. Одет по-простому: джинсы, футболка, кеды. Лицо, как и у подельника, полностью закрыто балаклавой. Видно только глаза и губы.
— В шкафу есть тёплая одежда, — сообщает он.
Наверное, по моей закрытой позе определил, что мне холодно. А я и правда жутко замёрзла. Пролежала на полу энное количество времени. Зуб на зуб не попадает.
— В соседней комнате стоит кровать. Туалет и душ найдёшь там же.
Туалет. Я бы с удовольствием им воспользовалась. Давно терплю.
— Вода тут есть, с электричеством проблемы.
— Как долго вы собираетесь держать меня здесь?
— Я уже сказал тебе, не задавай лишних вопросов, — повторяет сухо.
— Имею право, — отражаю своенравно.
— О правах забудь, ты не в том положении.
— Да в каком бы положении я не была…
— Будешь злить его — сделаешь себе только хуже.
— А куда хуже? — усмехаюсь, качая головой. — Убьёте? Уже убивали кого-то? М?