- Располагайтесь и спрашивайте.
Пальцы Моравского опять держали зажженную сигарету. Кажется, они не расставались с ней никогда.
- Вы пошутили, - неуверенно сказал Дан Арм.
- Нет, и вы это сами чувствуете. Как вам известно, генерал, а может быть, неизвестно, вся генетическая информация человеческого существа заключена в любой из клеток его тела. В любой, а не только в половых. Да, так...
Моравский задумался, его опять окружало струящееся облако. Какая-то феноменальная способность извлекать из обычной сигареты дымовую завесу.
- Некоторые клетки организма так устойчивы, что генетический код сохраняется в них после смерти. - Моравский зачем-то посмотрел на свои ногти. - И кому-то в голову пришла эта идея. Были колоссальные, фантастические трудности. Но это неважно. Успех пришел после десяти лет неудач. Остальное - формирование плода, рождение ребенка Наполеона Бонапарта было уже делом чистой техники. Я сам участвовал в опытах и потому знаю.
- Но это же бессмыслица! - Дан Арм у казалось, что он продирается сквозь пелену кошмара. - Наполеон был полководцем девятнадцатого века!
- Какая разница? Наследственные задатки нетленны. Остальное формируют воспитание и обстоятельства. Не сомневайтесь, об этом позаботились. Локка-Наполеона подсаживают в седло, неужели неясно? Сейчас представился случай, чтобы он показал себя на деле. Вот и все.
Инстинктом Дан Арм чувствовал, что сказанное - правда. Но принять эту правду он все еще не мог.
- Локк не гений, - упрямо сказал он. - В нем нет даже таланта.
- Локк-Наполеон талантлив, вы предвзято судите. Впрочем, это естественно. Не гений? Наполеона до его побед тоже не считали гением. Генерал! - Моравский перегнулся через стол, и Дан Арм снова близко-близко увидел за струящейся пеленой дыма равнодушные ореховые глаза. - Генерал, вы все-таки не понимаете главного. Локк-Наполеон предназначен для больших дел. Если он справится сейчас, он станет военным министром, что бы вы там ни делали. А в критической ситуации - это предусмотрено тоже - ему позволят стать диктатором. Мы все будем у него в кулаке. Как эта сигарета.
Моравский придавил окурок и энергичным движением растер его.
- Зачем? Зачем? Смысл? - Дан Арм был так потрясен, что других слов у него просто не нашлось.
- Огромный смысл. Огромнейший. Может быть, среди современных офицеров, рожденных, так сказать, естественным путем, есть люди, потенциально не менее великие, чем Наполеон. Но это игра втемную. А Наполеон уже проверен историей. Известны и сильные, и слабые его стороны, его будущим до известной степени можно управлять, чего, к примеру, нельзя сказать о вас, понимаете? Риск, конечно, есть. Знаете, он в чем?
- В провале операции. - В голосе Дан Арма прозвучала надежда.
- В этом, разумеется, тоже. И в том, что иное воспитание, иные условия формируют иную личность. Наш Наполеон куда менее симпатичен, чем прежний, например. У него цинизм современного сверхчеловека. Но главный риск не в этом.
- А в чем?
- Подумайте сами.
- Зачем вы мне все это рассказали?
- Чтобы вы не пытались своей бравой грудью остановить мчащийся экспресс.
- И для этого выдали государственную тайну?
- Вот она, человеческая благодарность! - Моравский встал и, сутулясь, прошелся по комнате. Его расстегнутый мундир был обсыпан пеплом. - Ах, генерал, все суета сует, кроме чистой совести. Я бы мог промолчать и тем подписать вам смертный приговор, но это мерзко. Поживите с мое, покрутитесь возле этих штучек, - Моравский постучал по панели, - и вы поймете, что я прав.
- Каких штучек? - машинально спросил Дан Арм, думая совсем о другом.
- Я не показывал вам своей коллекции? Что ж, надеюсь, ее вид смирит вас.
Моравский сделал едва уловимый знак, и снова, как в тот раз, ослабевшая воля генерала странным образом повиновалась. Он встал, подошел к Моравскому. Тот медленно отворил створку деревянной панели. За такими панелями во всех кабинетах находились сейфы. Здесь тоже был сейф с циферблатом на дверце.
- Семь нолей открывают ад, - с грустной торжественностью сказал Моравский, прокручивая диск.
Дверца беззвучно отскочила. Сейф был разбит на несколько ячеек, и в каждой стоял небольшой контейнер. Краем сознания генерал удивился, что он стоит здесь и смотрит на какие-то контейнеры, не имеющие к его трагедии ни малейшего отношения.
- В каждом из них сидит дьявольский огонь. - Длинные желтоватые пальцы Моравского нежно коснулись крайнего контейнера. - Вот здесь огонек едва тлеет. Слушайте.
Моравский вынул из кармана плоский радиометр, откинул запор контейнера и поднес прибор к зияющему отверстию. Тишину прорезал слитный треск.
- Такое маленькое, лижущее пламя... Крохотная ампула, ее безопасно взять в руки. Ручная смерть, невидимая, неслышимая, бескровная: подержи ее сутки возле себя - и конец. Давно снята с вооружения. А вот здесь, - палец коснулся соседнего контейнера, - если я его открою, мы в мгновение ока распадемся на атомы. Смотрите.
- Что вы делаете?! - закричал Дан Арм, видя, что Моравский откидывает запор.
- О, не беспокойтесь, здесь только имитация. - Моравский покатил по ладони крохотную ампулку с розоватой жидкостью. - Настоящий у меня один, тот контейнер. Но политикам при показе коллекции я этого не говорю. Знаете, они уходят отсюда очень смирные. Когда опасность касается твоей шкуры, это как-то способствует правильному пониманию вещей. И я сразу вырастаю в их глазах.
Дан Арм не мог оторвать взгляда от перекатывающейся ампулы. Он привык к виду оружия, но слова Моравского были так зловеще спокойны, что имитация уже не выглядела имитацией.
Моравский сунул ампулу обратно.
- Здесь, - он ткнул пальцем дальше, - несколько щепоток ботулина. Если их рассеять по воздуху, земной шар погрузится в вечный сон. Ну и так далее.
Он внимательно посмотрел на Дан Арма.
- Вот теперь уже лучше. Психологи называют это вытеснением. Извините, что я поиграл на ваших нервах, но сейчас вы думаете о Локке-Наполеоне куда спокойнее. Вам придется пройти через унижение, генерал. Но это необходимо.
...Дан Арм опустил стекло до упора и прибавил скорость. Завывающий ветер ворвался в машину, и его упругий порыв постепенно выветривал из сознания липкое колдовство услышанного. Словно испарялась какая-то анестезия; мысли обретали ясность, но одновременно пробуждалось бешенство.
Нога жала на акселератор, как если бы это было горло поверженного врага. Навстречу неслись слепящие пучки света. Все быстрей, быстрей... Они били в лицо, как кинжалы. Генерал с каким-то упоением встречал их ударом, отвечая на них дальним светом фар своей машины. И для этого даже чуть-чуть поворачивал руль влево. Безмолвная схватка вдруг захватила его. Он слился с рулем. Встречные машины испуганно шарахались от обезумевшей кометы: еще издали они предупредительно гасили свет. Но не все. Их-то Дан Арм полосовал с особым наслаждением, чувствуя, что ему отвечают тем же.
Визг тормозов вывел его из оцепенения. Рядом, почти касаясь борта, промелькнула темная глыба автомобиля, в которую он едва не врезался.