— Она не бегает за мной, потому что Лорен однолюбка.
— Однолюбка?
— Однолюбка. Полюбит один раз и на всю жизнь.
— Это она тебе сказала?
— Это она мне сказала.
— Врет она все.
— Врет?
— Искажает истину в своих целях.
— Теперь это твои слова, Эсмеральде.
— Какие слова?
— Что ты ценишь любовь Лорен.
— Я этого не говорила, наоборот – я ненавижу Лорен.
— Ненавидишь, значит, любишь.
— Вы подозрительно быстро стали подружками, Мелисса.
— Мы сдружились на почве несчастья.
— Несчастья? – я захохотала. – Мелисса, ты никогда не бываешь несчастной.
— Сдружились на почве твоего несчастья.
— Что?
— Ты несчастна без любви Лорен.
— Это она тебе сказала?
— Кто?
— Лорен.
— Какая Лорен?
— Ой, больше не могу, да ну тебя, Мелисса, – я упала в кресло и обмахивалась ладошкой, как веером. – Ты сумасшедшая, как и твоя Лорен.
— Во-первых, твоя Лорен.
Во-вторых, это комплимент мне, что я сумасшедшая, как Лорен.
— Мелисса, ты убиваешь меня.
— Девочки, я успел к финалу? – в комнату протиснулся бродячий рокер.
Почему-то «бродячий рокер» сразу определение засело в моей головушке.
Бродяги, ходоки, путешественники, канатоходцы (или канатоходцы к ним не относятся?) все имеют общее выражение лица, походку, затуманенный взгляд, в котором сокрыта мудрость брожения.
— К финалу, к финалу, к самому концу пьесы, когда ружье падает со стены и стреляет.
— Можно и ружьем, – бродячий рокер с уважением посмотрел на мою подругу. – Но лучше – яд, или утонуть, или выпрыгнуть из окна.
Ружье подразумевает кровь, а главный герой должен уходить бескровно.
Его обязаны жалеть, а не брезговать его кровью.
— Вы сценарист? – Мелисса спросила с воодушевлением.
— Нет, я режиссер, Франческо Тюльпан, – голос бродячего рокера безвкусный, как лист бумаги.
Я одно время увлекалась бумажной диетой.
Гуру учил, что нужно есть деревья, потому что в деревьях есть все, что необходимо человеку: органические вещества, витамины, пищевые добавки, соки земли.
К тому же при поедании дерева человек становится стройным, как березка.
Только дерево в чистом виде трудно кушать – мы не бобры, которые с легкостью грызут стволы и сучья.
Поэтому мы, по учению гуру, кушали бумагу, то есть переработанные деревья.
После второго дня я стала заговариваться, у меня появились стойкие галлюцинации с березками.
Меня хватило на три дня, после чего меня родители отправили в больницу.
Но не в гастрологию, не с целью излечить испорченный бумажной диетой желудок, а в реабилитационный центр.
Для бедных она называется психушкой, а для обеспеченных – восстановительным центром.
Я считаю, что бумага была с синтетическими добавками.
— Франческо Тюльпан? – Мелисса и я взвизгнули одновременно.
В остальном, кроме взвизгивания, я проявила сдержанность.
Мелисса повалила режиссера на диван и начала осыпать поцелуями.
— Вы меня целуете девушка, а, вдруг, я не тот, за кого себя выдаю.
— Ты – Франческо, – мы ответили уверенно. – Мы узнали тебя.
Мы – Мелисса и Эсмеральде.
— Я ржала над твоими фильмами: «Тупая и еще тупее», «Королева Комедии», «Принцессы шутки», – Мелисса нацеловалась и слезла с поверженного режиссера.
Он не собирался подниматься.
— Надо же, на свадебном торжестве Ванессы под видом бродячих рокеров встречаются наши любимые режиссёры, – я закинула ногу на ногу.
Вдруг пришло осознание, что я не только не надела под платье нижнее белье, но и не задумалась о нем, не вспомнила.
Мое Я решило, что так и надо, чтобы я сейчас ходила без него.