помогали заказать продукты, занимали пары молодых и жаждущих любви людей; радиус их действия был смехотворен - считанные километры, и посему элементарны были их недуги: температурка, фарингит, отит. Тогда использовались телефоны в черном, чем-то схожие с миланскими извозчиками; эти аппараты прикреплялись намертво к стене и могли звонить в любое время дня и ночи. Были они грубоваты, но просты.
Позже телефон стал усложняться; он сменил одежду и теперь предпочитает сероватые, зеленоватые и бежеватые тона; он появляется на свет в различных формах: несносной чопорной коробки больше нет, в ходу отныне аппараты, с которыми не совестно пойти на вернисаж или на концерт Стравинского неоклассической поры. Но телефон не тот, что прежде, и по сути. Примерно полтора десятилетия назад нарушения в его работе стали делаться все более многообразными. Сперва он "отключался", что вполне логично,- так поступают все невротики. Потом придумал новую игру - "не соединяться". Делается это так: телефону сообщают номер, он дает понять, что он согласен, и протягивает нечто вроде технологической "руки", но рукопожатия отнюдь не следует; аппарат глядит на вас с угодливой улыбкой, но вы видите, что линия - другая - выскальзывает из его "руки", теряется. Так может повторяться много раз, и телефону очень весело, поскольку вы теряете терпение, номер набираете неверно, ругаетесь и признаете, что от телефона "многое зависит".
Меняясь, телефон стал путешествовать по свету; изобретена была автоматическая связь. Уловка эта создала возможности для трудноразличимых разновидностей помех: стало сложно разобраться, издевается ли телефон или, может быть, хандрит, пребывает в дисфории, в меланхолическом экстазе. "Разрыв в соединении", банальный, если разговор идет в пределах города, в тех случаях, когда он происходит через континенты, напоминает срыв воздушного гимнаста. "Разрыв в соединении", и сразу "занято" - будто бы гимнаст упал на землю. Сигналы "занято" после первой цифры (на Римском радио такое ждет вас с десяти утра) - или, если вы звоните через код, как только набран "О",- помеха грубая и малодушная, словно кто-то громко, так, чтоб слышали за дверью, произносит: "Скажи этому типу, что меня нет дома". Иной раз телефон нас обрекает постоянно ошибаться переменным номером. Это значит, что на протяжении какого-то периода вы, набирая некий номер, попадаете совсем в иное место; как правило, такое продолжается недолго - пару дней, а потом вы начинаете с таким же постоянством попадать еще куда-то не туда. К моему невозмутимому, но суеверному приятелю часто обращаются как к "клинике", а знакомого священника, большого знатока патристики, обзывают ни за что "кинотеатром" и выясняют расписание сеансов. Неудивительно, что люди защищаются: Тэрбер излагает Случай с Человеком, Которого Считали Железнодорожным Справочным Бюро; разбуженный глубокой ночью, он преспокойно сообщал катастрофические сведения: "Ближайший поезд на Детройт отправляется в три тридцать ночи. Мадам, вы совершенно правы, график необычный, и поэтому мы к вам пришлем такси. Записываю адрес. Благодарю вас. Ровно в три".
Теперь, само собой, имеется возможность подключения, и уж не знаю кто сыскные ли агенты или кто-нибудь еще,- дырявя провода, из телефонной сети сделал этакий салон, в котором помещается вся нация. Так или иначе, телефон с каждым днем все более смахивает на автобус. Люди то и дело входят и выходят, оказываются в чужом жилище, друг другу создают препятствия - в чем, собственно, и заключается сущность социальной жизни. Говоришь, вдруг - звяк, и сразу ясно: кто-то подключился. Когда подобные обиды были редки, у подключения имелись и свои сторонники, но ныне оно стало до того естественным, что уже никто не обращает на него внимания. Подключившись к чьей-нибудь беседе, ты должен ждать, пока она закончится, как ждут у переезда через полотно, пока промчится поезд. Недавно - я это заметил лишь несколько звонков назад - обнаружилась помеха, в которой что-то есть метафизическое. Набравши номер, слышишь два сигнала: "свободно" и одновременно "занято". Если вникнуть - будоражащий ответ. Невероятный. Есть, однако, нет; нет, но так, как будто все же есть; есть, хоть быть не вправе; дверь распахнута, но перед нею - наглухо закрытая калитка. Или так: "Входи, сюда нельзя". Надеюсь где-нибудь прочесть компетентное суждение об этом удивительном сигнале, которым телефон нам явно хочет что-то сообщить.
Мы верили когда-то, что помехи эти временны; но Роберто Вакка, если я не ошибаюсь, нас предупреждал: система, приходящая в упадок, восстановлению не поддается. Всякая оздоровительная мера делает ее сложней и неустойчивей. Скажут: рядовое неудобство, такие уготованы любому, кто покинул рай земной. Технические неполадки! Эти люди забывают, насколько телефон воздействует на нашу психику. Определенные черты характера немыслимы у представителей цивилизации, лишенной телефона. У меня есть друг, чей голос в телефонной трубке становится неторопливым, растянутым, играет переливами, двигается к цели через отступления, отсылки, уточнения, проблески воспоминаний и цитаты в соответствии с законами риторики телефонных разговоров, для которой характерны безыскусная высокопарность и лаконичный, мужественный пафос завершения беседы. Другой знакомый мой, напротив, чувствует себя неловко, должно быть, телефон ему попался диетический, он теребит его, он крутит его гак и сяк, как человек немного подгулявший вертит ключ перед замочной скважиной своей, как он надеется, двери. Но когда он все-таки садится рядом с этим неудобным телефоном, то начинает нежно причитать, как птица осенью на ветке. Он журчит, он развлекает, унижается, упрямится, воркует... Еще один, радушный мизантроп, ведет по телефону почти всю свою общественную жизнь: ему рассказывают о театрах, экзотических местах, чужих романах, зимой он наслаждается сдавленными северными голосами, летом же звонит своей подруге-шведке из Стокгольма. Таким манером он участвует в чужих банкетах, является душой дискуссий, утешает опечаленных и даже потихоньку строит куры дамам, с которыми он никогда не встретится. Многие считают, что его не существует, но я видал его вблизи.