Светлана молча пошла впереди, Дудник — за нею. Вокруг — ни домика, ни деревца. Снежные хлопья слепили глаза, ветер пронизывал до мозга костей.
Ни зги не видно, и им обоим, и Дуднику, и Светлане, приходится ступать наугад в белые сугробы, лежащие поперек пути. Светлане ничего — она в сапогах, а его старые ботинки уже набиты снегом. Она даже не оглянется, словно его нет сзади. Наконец остановилась, и в этот же момент послышалось натужное, промерзшее похрапывание лошадей — словно из-под снега выросли сани с двумя заснеженными мужчинами. Молча остановили возле них лошадей, предложили сесть рядом. «Все в порядке… Поверили». Но куда они его везут?
За Куровичами ему завязали глаза. Лошади, устало фыркая, потянули сани дальше, и время — секунды, минуты, часы — словно повисло над ним, и уже не было ощущения времени. И в эти тяжелые минуты долг чекиста, сознание ответственности за выполнение важного задания подсказывали ему — крепиться, выстоять, перенести трудности.
А потом лошади остановились, и ему развязали глаза. Хотя бдительность разведчика не притуплялась в нем на протяжении всего пути, но сейчас ожила с новой силой: где я?.. (Позднее, недели через две после этого, выяснилось, что его, с целью запутать следы, полтора часа возили по кругу). К приземистой, полузасыпанной снегом хате, возле которой остановились лошади, подступал темно-сизый лес, зазубренной подковой тянувшийся с запада на северо-восток.
Едва переставляя оцепеневшие ноги, он покорно пошел вслед за Светланой в хату. Не успел переступить сенной порог, как из углов выскочили обвешанные немецкими автоматами два бандита и молча ловко обыскали его карманы. Так же безмолвно отошли, и один стволом указал на дверь: заходи, мол.
За столом возле бокового окна под низким потолком сидели четверо. Очевидно, его ждали, потому что все изучающе-настороженно смотрели на него, держа руки на автоматах. Кажется, сделай он малейшее движение — и они повскакивают с мест.
Он, устало склонившись на притолоку, сказал:
— Дорого обойдется мне это путешествие…
— Не мы цену устанавливали, — вскинул брови крайний от дверей. (Очевидно, он был здесь старшим). — Мы воюем за свободную Украину, а не за деньги. Тебе захотелось денег — будешь иметь, если… — он нетерпеливо заерзал на стуле, — если ты честный человек!
— Все, что вам нужно, я постараюсь сделать, — ответил он.
— Наименьшее наше подозрение — и ты поплатишься жизнью. Ты думал об этом?
— Я об этом не думал, ибо меня не в чем подозревать, а согласился достать документы только потому, что мне нужны деньги. Я знаю, чем рискую: меня могут судить и засудят, если узнают…
— Все будет зависеть от тебя.
— Не только от меня.
— За нас можешь не бояться, мы умеем уважать смелых.
— Уважение мне не нужно, у меня с вами деловые отношения, я вам документы — вы мне деньги! — сказал громче, и лицо старшего заметно побледнело, однако он сдержанно промолвил:
— От нас ты вернешься либо с деньгами, либо без головы… Где родился?
— В Кременце.
— Родители где живут?
— Родители умерли.
— Кто это подтвердит?
— Пошлите в Кременец людей.
— Мы знаем, что нам делать. Кто подтвердит в Кременце? Фамилии?
— Соседи, они еще живы.
— Во Львове где живешь? Почему пошел работать на советов?
— На улице Подвальной. Работаю, потому что нужно жить.
— Нам документы нужны, сможешь достать?
— Смогу.
— Что для этого требуется? Кроме денег, разумеется?
— Фотокарточки этих людей.
— Фотокарточек мы не дадим, нам нужны чистые бланки, сможешь достать?
— Нет.
— Почему?
— Без подписи документы не действительны, однако никто их не подпишет без фотокарточек, никто не возьмет на себя такую ответственность. Даже за деньги — безнадежное дело, и если вы не сможете дать фотокарточки — разговор наш ни к чему…
Наступила длинная гнетущая пауза, лишь в трубе жалобно завывал ветер да за окном простуженно фыркнула лошадь. Тот, который допрашивал, наклонился к своему соседу, что-то шепнул ему и снова обернулся к Дуднику:
— Есть хочешь? Тебе придется пожить у нас.
— Жить долго у вас я не смогу, у меня государственная работа, и если я не появлюсь, меня будут искать.
— Мы постараемся, чтобы тебя не нашли, — впервые улыбнулся «старший», однако улыбка была угрожающей, застывшей. Он поднялся и широким шагом подошел к двери, остановился возле Дудника. — Окажешься честным — мы позаботимся о том, чтобы тебя не спросили, где и с кем ты был в эти дни… Гнида! — крикнул властно в сени. В дверях мигом появился один из тех, который недавно обыскивал его карманы. — Накорми этого пана и постели кровать, да гляди, глаз с него не спускай!