Конечно, многое Анисим Марковских привирал. Но какой путный сказ без привирушек! Особенно у Анисима Марковских. Поначалу осерчал на соседа Шишигин: ишь, ославляет свадьбу его сына! А потом понял — не по злости привирает Анисим. Натура у него такая. Дружба вошла в прежнюю колею. Вот и об ответах сыновей Шишигин поделился.
— Хошь, как миленькие, все примчатся?! — спросил Анисим.
— Это как?
— Я спрашиваю — хошь?
— Само собой.
— Давай трояк на телеграммы!
— Отбивал я телеграммы, пустое…
— Что ты в них писал?
— Как что… Приглашаю, мол, на день рождения.
— И все?
— А что ты напишешь?
— Положись на меня — Анисим Марковских знает, как родных детей собирать в отцовский дом! У меня у самого их пять штук в разных концах Союза. И занятые до ужаса… Капитан военно-морской один, мастер производственного обучения, бухгалтерша, начальник мехколонны… Это сколько — ага, четыре… Пятый рукодельем занимается!
— Кружева вяжет?
— Книжки пишет. Про любовь и про шпионов…. И нигде не работает.
— Это как же?
— А вот так — цельными днями сидит дома и строчит на машинке. Люди на работу — он строчит. Люди с работы — он все еще строчит. Тунеядец!
— Ну, а деньги-то платят?
— Платят, наверное, коль у меня не просит… Ну, давай трояк!
— И что ты сообщишь, ежли не секрет?
— Не секрет. По лотерее ДОСААФ выиграл «Волгу». Получать машину или деньги. Горячо любящий вас папа. Нет, просто — папа, дешевле обойдется.
— Разве можно так?
— А что? Не приезжать годами к родному отцу можно? И в конце концов, можешь ты выиграть «Волгу»?..
— Отчего же нет, вон я карасин для фонарей покупал, продавщица с ножом к горлу пристала — купи да купи билетик лотерейный.
— Тем паче! Тот билет, от которого отказываешься, всегда выигрывает. Ну, чего долго копошишься с тройкой-то?
— Нет у меня трояка. Погоди до новой пенсии.
— Я-то погожу, да твой день рождения ждать не станет. Отправлю на свои.
Какую телеграмму сочинил Анисим Марковских, Шишигин не знал. Но сыновья приехали. То ли случайно так подошлось, то ли нарочно, а появились все в один и тот же день. Сначала затрещал мопед Николая. Шишигин с детства привык звать меньшака Николой и сейчас, услышав треск, выскочил за ограду:
— Никола!
Пропыленный, перепачканный машинным маслом, неторопливый и степенный, Никола поставил машину на ножки, хорошенько отмыл хозяйственным мылом руки и только тогда обнял отца.
— Ну, здравствуй, батя!
«Весь в мать, в покойную головушку Лизавету, — подумал Шишигин. — Походка Лизаветина… В лице строгости нет, сплошная радостинка, тоже ее, Лизаветино…»
Тихо, по-стариковски неприметно, Шишигин заплакал.
— Вот те раз, батя! — прогудел Никола. — Ты же никогда слезой не баловался…
— Стар я стал, Никола. Конец скоро. Тебя увидел — Лизавету вспомнил. Маманю твою. Какая она была складная да ладная… В такие ранние годы нашла ее смерть… Худо под старость-то одному куковать. Вы что птицы перелетные — у кажной свой край.
— Все, папаня, забираю тебя к себе.
— К себе, — грустно покачал головой Шишигин. — Куда там к себе… Сам квартируешь…
— Да, пока снимаю у хозяйки угол.
— Чего снимаешь?
— Угол.
— Как это — поясни…
— Четыре угла в комнате, нас — четверо. Каждому по углу.