– Я вас слушаю.
Твою мать, отстрелялся от мародёров, нашёл машину и, в финале, получу заряд дроби от спятившего старика! Прекрасный финал для дизайнера-мародёра!!
– Вы мне не предъявили документы на автомобиль, я буду вынужден задержать вас до приезда полиции, – старик смотрел на меня каким-то сонным взглядом, но ружьё держал уверенно.
– Документы на машину, – отчетливо разделяя слова сказал я, – лежат у вас на столе. Сейчас я совершу пробную поездку, чтобы проверить, хорошо ли сделан ремонт, и вернусь…
– Нет, молодой человек, не сопротивляйтесь, иначе я буду стрелять, – он махнул стволом в сторону.
Люди всегда торопились. Жить, взрослеть, двигаться. Быстрей, еще быстрей. В погоне за скоростью они жертвовали собой, а иногда целыми народами, принимая поспешные решения. В конце концов мы все приходим к одному, общему для всех, концу, и что тогда? Вам не станет страшно, что в погоне за эфемерной мечтой вы могли что-то пропустить, забыть или просто наломать дров, не думая о последствиях своих поступков?
Мне хотелось завыть. От поспешности, бессилия исправить и невозможности повернуть время вспять. Когда он слегка качнул ружьём в сторону, я, подчиняясь скорее рефлексам, чем мыслям, рванул Глок из кобуры…
Старик умирал – лежал на холодной земле, у подножия лестницы, с двумя сделанными мною дырками в груди. Я опустился рядом с ним на землю:
– Зачем ты это сделал?! Зачем ты вообще взял эту железку, ведь я уже уезжал! Господи, ну зачем тебе это было нужно, зачем ты мне вообще эти ключи вынес?
– Парень, ты откуда здесь взялся? Я ведь один был, – умирающий посмотрел на меня своими серыми глазами. Было такое чувство, что перед смертью к нему вернулся разум. – Ты меня здесь не бросай одного, пожалуйста. Отсюда все ушли, а меня оставили. Больно… Я ведь скоро умру? Скажи…
– Да, умрёшь. Прости меня, если сможешь. Это я… Я выстрелил в тебя. Извини. Как тебя зовут, как ты здесь оказался?
– Станисловас я. Дворником здесь работал, до всего этого. Знаешь, – он шевельнул рукой, словно желая взять меня за руку, – ты меня еще раз убей, потом, пожалуйста. Не хочу быть, как эти. Обещаешь?
– Да, – я провел ладонью по его щеке. – Обещаю тебе, ты не станешь зомби.
– Спасибо, сынок…
Через пять минут он закрыл глаза и обмяк. Я аккуратно положил его на землю, встал напротив и вытащил пистолет. Глухо хлестнул выстрел. Requiem aeternam dona ei, Domine. Et lux perpetua luceat ei. Requiescat in pace. Amen. (прим.)
27 марта, вечер. Тремя часами позже
Настроение было хмурым, словно дождь не по стёклам стучал, а по душе. Вроде бы обычный для Прибалтики вечер, но город уже стал другим – он дышал гарью, а дома испуганно таращились на тёмные улицы пустыми глазницами разбитых окон. Каунас еще боролся, вспыхивая редкими звуками далёких выстрелов, словно отстукивал морзянку «я жив, я жив, я жив».
– Завтра уезжаем, – поставив кружку на стол, сказал я. – В городе становится слишком жарко. Наше счастье, что мы еще не столкнулись с какой-нибудь хорошо организованной бандой; нас бы в пару минут на тот свет отправили.
– Еды мало. Бензина в твоём трофее – чуть больше половины, – Айвар сидел, вытянув раненую ногу, и гладил Лёвку, устроившегося у него на животе. – А нас теперь трое. Аста уснула?
– Да, разомлела после воды и еды. Я её в спальне положил, а мы с тобой как-нибудь в гостиной устроимся. Положение у нас, прямо скажем, хуже губернаторского. И семья, блин, чёрт-те где, – вырвалось у меня. Каждый из нас, наверное, в силу особенностей характера, переживал молча; вслух старались о семьях не говорить, чтобы не резать по живому. – А мародёрить можно и с дачи, набегами. Здесь оставаться нежелательно – пожары, зомби, конкуренты. Оно нам надо, я вас внимательно спрашиваю? Один раз можем вернуться и найти вместо дома сгоревшую коробку. Кстати, про еду! Есть одна идея. Помнишь наших клиентов из Румшишкяй?
– Пернатых, что ли? – Айвар усмехнулся. – Думаешь цыплятами кормиться? Так они все давно передохли, наверное, и воскресли, если птицы тоже в зомби превращаются. Радуйся, что коты этому вирусу не подвержены, – он погладил мурчавшего Лёвку.
Про устойчивость котов к вирусу нам рассказала Аста. Она, сидя в лечебнице, видела, как уличные коты давили и ели крыс-зомби, сами при этом нисколько не страдая.
– К чёрту цыплят! Нам нужны их корма! Знаешь, чем их кормят? Мешанина из пшеницы, причем это её большая часть, процентов шестьдесят, наверное. Двадцать процентов кукурузы, остальное – соя. Бункера хранилищ, думаю, еще не растащили; там просто очень много хранят, сразу все не вывезти. Плюс рядом мясные и колбасные цеха, а это сало. Сейчас еще не жарко и копчености точно не испортятся, особенно сало.