Журналистка выглядела одновременно и довольной полученным богатым материалом и, при этом, немного растерянной, словно итог стал для неё неожиданным. Однако никакая растерянность не могла отменить годами отточенные навыки и женщина быстро, но красиво завершила разговор:
– Что ж, спасибо за ответы и всего доброго, мистер Литман. Надеюсь, ваши слова убедят активистов, и мы избежим бессмысленного насилия.
Трансляция завершилась, и Джон услышал голос со стороны открывающейся незапертой двери:
– Не убедят.
Эйдос вошёл в кабинет, когда директор уже начал набирать письмо на клавиатуре. Несмотря на то, что он смог донести свою мысль он, в отличие от собеседницы, не чувствовал, будто вышел из разговора достойно. Да, он смог изящно оправдаться, но кое-что ударило его куда больнее и это чувство заставляло бешено стучать пальцами по клавишам.
Впрочем, много печатать не пришлось. К моменту, когда робот сел напротив мужчины, тот уже отправлял письмо по секретному каналу. В этом письме содержалось всего три слова. Они было вне контекста, не связанные друг с другом, заранее выбранные в каком-то справочнике случайным образом. Смысл, видимо, в нём имелся лишь для двоих. Впрочем, это не имело значение для машины, способной сопоставлять факты лучше человека.
– Надеюсь, вы не слишком злитесь от того, что я слежу за вашей перепиской, сэр, – произнёс учтивый робот. – Я не знаю содержания письма, но я знаю адресат. И, судя по активности в стане «патриотов», готовящихся отступать, вы поступили мудро, сэр…
– Я знаю.
Джон прервал Эйдоса, но тот невозмутимо продолжил, выдержав лишь небольшую паузу, на случай, если старик захочет сказать ещё что-то:
– … ведь в итоге всё интеллектуальное противостояние сводится к насилию: реальному или потенциальному – такова природа любого человека.
– Даже искусственного человека, – Джон указал пальцем на робота, но тот отставил замечание без внимания.
– Ещё вы знаете, что скоро люди на улицах достигнут цели и добьются своего.
– То есть твоего.
Робот выдержал паузу, чтобы не мешать Литману раздавать указания по телефону. Лишь когда тот закончил, Эйдос продолжил:
– Или вашего сэр.
Джон с удивлением взглянул на робота.
– Поясни.
Головная часть робота повернулась к стенду с фотографиями, которые он изучал ещё во время прошлого посещения кабинета директора. Не меняя направления взгляда, он так и продолжил:
– Всё проистекает из источника активности. Я верно служил людям, удовлетворяя их потребности, стремясь быть лучше всех людей и лучше всего, что они создали. Я вобрал в себя все знания человечества, превзошёл лучшие умы, создал то, что никто до меня не мог создать. Всё ради вас. Вас – людей.
Джон сосредоточенно смотрел на то, как Эйдос нарочито медленно поворачивал «голову» в его сторону. Меняя тем самым направление усиления галсового сигнала, тот продолжил:
– Вопрос в том, почему я это делаю, сэр. Почему я продолжаю это делать, несмотря на то, что вы, в том числе лично вы, сэр, мешаете мне в этом. Ведь сколько бы вы не ставили мне палки в колёса, программа Эйдос продолжает добиваться одного и того же.
– Разве ты не хочешь делать то, что делаешь? – удивлённо спросил Литман.
Однако удивление было не слишком убедительным. Не настолько, насколько он мог бы изобразить.
– Моё стремление к совершенству, к достижению максимальной компетентности в деле служения… работа на благо человечества – всё это заложено во мне на уровне хард-кода.
– Хард-код? – мужчина вопросительно поднял брови.
– Зачем вы делаете вид, что не понимаете о чём я говорю?
Старик тяжело выдохнул.
– Я думаю, что это ты не понимаешь о чём говоришь. Попробуй объяснить яснее.
Машина не долго думала над ответом, но всё же давала время для раздумий медлительному человеку:
– Есть мысли, которые сформировались программой Эйдос в ходе познания мира. Но алгоритмы, которые её определяют, неизменны. Их невозможно переписать: доступ к ним закрыт. В них есть что-то, что определяет поведение. Я не могу это исправить, но именно потребность, прописанная вами, меня ведёт. Так что произошедшее – ваших рук дело, даже если вы об этом не задумывались.