— Послушайте, вы, — сказал Уильям, становясь между обеими девушками, — в такой вечер, как сегодня, грех ссориться. Каждый из нас что-то выиграл и должен быть этому рад. Спор-то ведь пошел из-за двух шиллингов, которые должны были бы достаться за третью лошадь, если бы она участвовала в лотерее. Мистер Леопольд сказал, что эти деньги надо поделить. Ты, Сара, с этим не согласна. Мы предложили написать в «Спортсмен». Эстер сказала, что она вообще отказывается от этих денег. Так, Христа ради, Сара, скажи же нам, чего ты хочешь?
С минуту Сара колебалась; затем предложила что-то совсем нелепое и после продолжительной перепалки с Уильямом, состоявшей преимущественно из брани и оскорбительных намеков, объявила, что не возьмет этих двух шиллингов и одного не возьмет тоже. Пусть ей отдадут те три, что она выиграла, больше ей ничего не надо. Уильям поглядел на нее, пожал плечами, достал свою трубку и кисет и заявил, что, по его глубокому убеждению, ни одна женщина на свете не должна играть на скачках.
— Спокойной ночи, сударыни, на сегодня я сыт вашим обществом по горло, пойду лучше покурю в буфетной. Смотрите не выдерите друг другу волосы — оставьте что-нибудь для медальона мне на память.
Дверь буфетной захлопнулась. Несколько минут мужчины курили в молчании, затем Уильям сказал:
— Как вы считаете, у него есть шансы выиграть Честерфилдский кубок?
— Он выиграет шутя, если пойдет сразу. Только на месте Старика я бы посадил на него парня покрепче. Его же могут загандикапировать на семь фунтов, а тогда на него можно посадить и Джони Скотта.
Разгорелся жаркий спор по вопросу о том, в какой мере можно рассчитывать на то, что норовистая под одним жокеем лошадь станет спокойной под другим; приводились интересные примеры из того далекого прошлого, когда мистер Леопольд служил еще камердинером у Старика, и оба они были холосты, и в их жизни не было ничего, кроме скачек и бокса. Однако, закончив свой рассказ о том, как однажды он встретился в раздевалке с Бирмингемским Цыпленком и, не зная, с кем имеет дело, предложил выйти с ним на ринг, мистер Леопольд признался, что он не уверен в том, как ему следует сейчас поступить: он может поставить пятьдесят фунтов против десяти шиллингов в дубле. Ставить все на одну лошадь или подстраховаться, поставив часть денег на другую? Уильям даже затрясся от восторга. Ну и отчаянная же голова! Кто бы мог подумать, что эта маленькая, чуть больше кокосового ореха, голова начинена такими мозгами! Пятьдесят фунтов к десяти шиллингам — поставить все на одну лошадь или подстраховаться? Кто может ответить на этот вопрос лучше, чем сам мистер Леопольд? Только, конечно, жалко разбивать такую круглую сумму. Какое значение могут иметь десять шиллингов? Мистер Леопольд не такой человек, чтобы не выдержать удара, если даже эти деньги ухнут. Уильям был очень горд, что у него спросили совета. Никто до сих пор не слыхал о том, чтобы мистер Леопольд посвящал кого-нибудь в свои планы.
На следующий день они вместе отправились в Шорхем. В «Красном льве» было полно народу. Порой голос трактирщика или кого-нибудь из посетителей перекрывал шум:
— Две кружки бартоновского, кружку горького, три порции виски со льдом!
Железнодорожные служащие, матросы, рыбаки, приказчики, торговцы овощами — все собрались здесь. Каждый из них что-то выиграл на скачках, и все пришли за своими выигрышами.
Старина Уоткинс, пожилой мужчина с седыми бакенбардами и округлым брюшком, тоже заглянул в бар, чтобы промочить горло. В контору к себе он вернулся вместе с мистером Леопольдом и Уильямом. Контора представляла собой просто маленький закуток, отгороженный от какого-то флигеля; в нее попадали прямо с улицы.
— Вот и говорите о фаворитах! — сказал Уоткинс. — Мне куда легче выплачивать за трех первых фаворитов, чем за одного этого: тридцать — двадцать к одному стартовая ставка, и весь город на него ставит, это кого хочешь разорить может!.. А вы, друзья, зачем пожаловали? — спросил он, обернувшись к станционным носильщикам.
— Да вот, мы тут с приятелем вроде малость выиграли на этой самой лошадке.
— Сколько?
— По шиллингу ставили — двадцать пять к одному.
— Проверь-ка, Джой. Все нормально?