Следующая пара сегодня это английский, как только я вхожу в аудиторию то сразу же ищу ее.
Когда нахожу, то самодовольно ухмыляюсь, энергия начинает бурлить внутри меня, грозясь, выплеснутся наружу. Сердце начинает бешено биться, воздух вокруг становится тяжелым, затрудняя дыхание.
Я занимаю место позади нее и принимаюсь нервно постукивать ручкой по тетради. Сегодня я не намерен обращать ни малейшего внимания на преподавателя.
Я здесь только ради Дианы. Моя нога начинает подпрыгивать вверх-вниз, когда в комнату вваливается все больше учеников, и Маша опускается на стул рядом со мной.
Когда Ди сказала мне, что ее брат умер, я был очень расстроен. Миша был одним из моих самых близких друзей, он и Ди. После ее признания я не могу ни спать, ни есть.
Я чувствую себя не в своей тарелке, для меня это ненормально, так как мне, наплевать на всех и вся.
— Привет Кир, — приветствует меня Маша, опираясь рукой о мое бедро.
Я сдержанно киваю ей, но все так же не свожу глаз со светлых кудрей Дианы. Хотел бы я снова увидеть ее лицо, как в тот день, когда она была в моих объятьях.
Нет. Черт нет, не хочу. Я не хочу видеть ее счастливой.
Но… Мое сердце и мой мозг ведут войну с моим телом, и я, блин, не знаю, кто победит.
— Я скучала, ждала, но ты так и не написал, — хнычет Машка мне на ухо.
— Прости, я замотался, — улыбаюсь ей, хотя и чувствую раздражение.
Я хорошо умею скрывать свои эмоции и за счет этого, получаю то, что хочу.
— Все в порядке… я прощаю тебя, — она закусывает нижнюю губу и наклоняется к моему лицу.
До того, как Диана появилась здесь, все, что было для меня важно, это найти с кем потрахаться или кто отсосет мне, но сейчас меня раздражает присутствие Маши, я совершенно не возбужден.
Пальцы Марии двигаются по моим джинсам, пока она не добирается до моего члена.
Я не останавливаю ее, какой смысл. Если она хочет прикоснуться ко мне, то отлично, главное чтобы держала свой гребаный рот на замке.
— Я хочу пососать твой член, Кир, — мурлычет приставучая девка.
Но все, что я слышу, это как Диана сердито стучит ручкой по тетради. Она слышит Машу, и я готов поспорить на что угодно, что это раздражает ее до смерти.
Ранит. Ломает. Эти слова заполняют мое сознание.
— Давай не сейчас. У меня нет настроения, — обрубаю, не желая продолжать разговор, она мне не интересна.
— Что? Да больно надо. Пошел ты Цепов, — фыркает недовольно Машка и пересаживается на соседний ряд.
Пускай валит.
— Диана, — шепчу я, наблюдая, как ее спина выпрямляется, когда она слышит мой голос.
Она слышит меня, я знаю, что слышит, и мне интересно, о чем она думает. Интересно, что чувствует. Делаю ли я ее такой же безумной, как она меня? Хочет ли она одновременно ударить меня и поцеловать.
Поцеловать меня? Усмехаюсь своим мыслям. Нет. Никаких поцелуев. Даже с ней.
— Диана, — дразню ее еще раз. Я знаю, ты меня слышишь…
Наблюдаю, как ее маленькая ладошка сжимается в кулак. Хорошо… так чертовски хорошо.
Непроизвольные реакции ее тела делает мой член твердым.
Я продолжаю дразнить ее, не обращая внимания на занудного профессора.
Глава двадцать пять
— Диана… ты думаешь о моих пальцах…? — я наклоняюсь вперед и шепчу, мое дыхание обдувает ее ухо. Она пахнет ванилью, такая чертовски приятная и манящая, такая похожая на Диану из моего прошлого. — Ты думаешь, о моих пальцах глубоко внутри тебя…?
— Хватит, — она прерывается, поворачивается, ее голос пронзает воздух и звучит гораздо громче, чем шепот.
Антон Борисович отворачивается от доски, его взгляд устремлен на Диану.
— Журавлева, вы хотите чем-то поделиться с нами?
Когда ее окликают, то все взгляды обращаются на нее, она тут же поворачивается назад, но я не могу не заметить нежный румянец, который тронул ее щеки.
— Н-нет… простите…, — говорит она, стараясь придать своему голосу твердость.
— Хорошо. Если вы пришли сюда мешать, то можете уходить, — заявляет профессор, его тон мгновенно выводит меня.
Да как он посмел так разговаривать с ней?
— Отстань от нее, — рычу я, хлопая ладонью по столу. — Она просто отвечала на один из моих вопросов.
— Ооо, Кирилл Константинович, присоединиться к разговору очень мило с вашей стороны. А теперь, я думаю, будет лучше, если вы возьмете себя и свое наплевательское отношение к учебе и покинете мое занятие.
Теперь я не просто зол… я чертовски зол.
— Простите, что? — восклицаю я.