— Ну, он же сам это устроил. Отстранение — наименьшая из его проблем, в данный момент.
Я должна что-то чувствовать, хоть что-то, слыша, как Марк говорит о том, что его отстранили, но мне все равно. У меня нет никаких эмоций по отношению к тому, что я слышу.
Гнев, печаль, ненависть — эти чувства давно прошли, остались позади вместе с прежней Дианой.
— Она справляется настолько хорошо, насколько может справляться человек, прошедший через то, что она пережила.
Марк звучит разочарованно, но я не могу заставить себя поддержать его.
— Да, я дам тебе знать, если что-то изменится.
В доме снова воцаряется тишина. Стул в комнате Марка скрипит о деревянный пол, и мгновение спустя я ощущаю в комнате его присутствие. Он ничего не говорит, и я думаю, что возможно, он ушел.
Затем я слышу как он прочищает горло.
— Папа хочет увидеть тебя… поговорить с тобой…
Я тяжело сглатываю от его слов, но ничего не отвечаю. Мне нечего сказать, и его приход сюда и разговор со мной ничего не изменит.
Марк обходит диван, чтобы встретиться со мной взглядом, черты его лица напряжены, на лбу залегли напряженные морщинки, и я задаюсь вопросом, зачем я вообще сюда пришла. Смотреть на Марка — все равно, что смотреть на его более старшую версию. Кошмар, моя погибель.
Марк садится рядом со мной, его рука ложится на мою.
Его прикосновение теплое, и мое тело реагирует на него дрожью.
— Я не могу сдерживать его вечно, Ди. Я хочу помочь тебе, и ты знаешь, что я сделаю все, что смогу, но мне нужно, чтобы ты выбралась из этого.
Я моргаю и перевожу взгляд с его руки, которая держит мою, прежде чем снова посмотреть ему в глаза. Острые черты, пронзительные зеленые глаза, ямочка в уголках губ.
Каждый раз, когда я смотрю на Марка, я вижу его.
Он нежно сжимает мою руку, возвращая меня в настоящее.
— Ты попробуешь, Диан? Тебе не нужно выходить из дома или куда-то идти, но мне нужно, чтобы ты попыталась поговорить с кем-нибудь, даже если это буду только я, даже если это будет разговор ни о чем.
Улыбка, которую он мне дарит, — это улыбка, от которой все мои тревоги улетучиваются. Марк хочет чтобы во мне пробудились чувства и эмоции, чтобы я стала прежней, но этого не случится. Больше ничего не причинит мне боль, потому что причинение боли означает, что я должна чувствовать, а чувствовать я не готова.
Я выдергиваю свою руку из его и встаю, идя обратно в спальню, не говоря ни слова.
— Ну же, Ди, пожалуйста, — кричит Марк, эмоции забивают его горло.
Я продолжаю идти, пока не дохожу до своей спальни, затем проскальзываю внутрь и тихонько закрываю за собой дверь.
Еще один день без боли… еще один день без него.
Глава восемьдесят
— Мне жаль, Ди. Мне чертовски жаль.
Я хочу верить ему. Я хочу верить ему так сильно, что говорю себе, что могу, но стоит ли? Он причинил мне боль… он растоптал мои чувства. Сейчас я лишь оболочка того человека, которым была раньше. Моя нижняя губа дрожит, и слезы катятся по щекам.
— Как ты мог так поступить с нами? Я думала, ты любишь меня?
Лицо Цепова превращается в нечто иное, он выглядит страдающим.
— Я действительно люблю тебя. Я облажался, Диан, я так облажался, я никогда не смогу доказать тебе, как мне больно осознавать, что я так поступил с тобой. Я был глуп и безрассуден.
Я качаю головой, потому что в глубине души я знаю, что хочу простить его. Я хочу отпустить боль, окутывающую мое сердце, разъедающую мои внутренности, но я не готова.
— Вернись ко мне, Ди, пожалуйста, я умоляю тебя. Я все, что тебе нужно, и даже больше. Я никогда больше не причиню тебе боль.
Его зеленые глаза умоляют меня, его голос — как успокаивающий бальзам на мое ноющее сердце…
Проснувшись, я прижимаю руку к груди, мое сердце бьется учащенно. Даже в мыслях, во сне, я не могу убежать от него, и в глубине души я знаю, что, вероятно, никогда не смогу. Сердце хочет того, чего хочет, но сердце чертовски глупый орган и сейчас ему лучше заткнуться.
Я смаргиваю сон с глаз и сажусь на край кровати, когда шум за дверью доносится до моих ушей.
— Она не готова.
Голос Марка раздается прямо за моей дверью, и мне интересно, с кем он говорит. И на мгновение, на миг, паника подкрадывается ко мне, но прежде чем она успевает охватить меня, я отступаю назад.
Я укрепляю свои стены, потому что знаю, что если я впущу хоть какое-то чувство, даже самое незначительное, все рухнет. Я слышу еще один голос, и все надвигающиеся эмоции полностью исчезают.
— Мне все равно, сынок, теперь подвинься или я тебя подвину. Эта девушка мне как дочь, и будь я проклят, если позволю ей сидеть в этой комнате в одиночестве.