– О, Маша! – Федору на вид лет двадцать пять, но манера держаться и речь его не очень соответствовали возрасту. – Замечательно выглядишь! – она обняла его с улыбкой. – Добрый день, Сергей, очень рад. Маша, я так понял, уже кое-что рассказала?
– В общих чертах, – согласился Николаев. – Если честно, до сих пор не верю. Не во все.
Федор покивал.
– Ешь давай, вкусно, – Мария протянула ему пломбир. – Все свои, чего тут стесняться?
– Спасибо, – Федор явно смутился. – Что ж, тогда идемте на кухню. Чай? Кофе?
– Чай, – шепнула Мария. – Он его классно делает.
– Чай, – выбрал Николаев.
Федор заварил чай, поставил на стол множество десерта – от варенья до печенья и конфет. На все ушло минут десять, никто не говорил – Мария с Николаевым доедали свой пломбир, а Федор сосредоточенно занимался чаем.
– Что ж, давайте пока о самом главном, – он поправил очки. – Маша сказала вам про месячную цикличность, верно? Мы выяснили не очень много интересного, но... Ах, да, – он улыбнулся. – Извините. Федор Сергеевич Первушин. Попал сюда двадцать третьего сентября тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Работал главным инженером проекта, – он протянул руку. – Маша здесь с тысяча девятьсот девяносто пятого года, а вы...
– Николаев Сергей Васильевич. Тридцать первое декабря две тысячи девятого, – Николаев не думал, что сможет сказать так спокойно.
– Сочувствую, – Федор был совершенно серьезен. – У нас всех были родные и близкие. Не мое, конечно, дело, но можно два совета?
– Попробуйте, – Николаев чувствовал себя необычайно спокойным. Мария нашла под столом его ладонь и сжала в своей.
– Не пробуйте самоубийство, – Федор поправил очки. – Здесь почти все пробовали. Может, кроме меня, Дарьи Васильевны и Георгия Платоновича. Ну и Михаила Петровича, конечно.
– Почему? – Николаев чувствовал, что его ладонь сжали сильнее.
– Вас вынесет в нестабильную область. Простыми словами: вы снова придете в себя, все будет как в нулевой точке, но конец света вокруг уже будет происходить. И все.
– Что, если меня... не знаю, съедят во время этого самого конца света?
– То же самое. Со мной такое случалось несколько раз, ничего приятного.
– Ешь, – приказала Мария. – Растает. Мы подождем. Сережа, чаю налить?
Федору явно нравился пломбир. И действительно, смущается этого.
– А второй совет? – чай произвел магическое действие, Николаеву сразу полегчало во всех смыслах.
– Не напивайтесь. Я в широком смысле: наркотики тоже не помогут.
– И что будет?
– Болото, – хмуро ответила Мария. – Очнешься в болоте, в самой трясине, и будешь тонуть. Долго, с подробностями. А как снова очнешься – чуть ближе к берегу, но снова в болоте.
– Примерно так, – согласился Федор. – У каждого свое, как говорит Маша, болото. Попадете в ловушку. В конечном счете вас отпустят, но придется много раз умереть неприятной смертью. Такие вот тут порядки.
– А вы знаете, отчего все так?
Федор развел руками.
– Здесь сейчас сотни таких, как мы, – пояснил он на словах. – Много очень умных людей, но – никто не знает, отчего. Есть факты, и все. Вы ведь тоже инженер, верно?
– Был, – согласился Николаев.
– Замечательно! Очень нужен свежий взгляд на наши теории.
– А зачем вы заставили всех смотреть в зеркала?
– Долго объяснять, – Федор протянул брошюру. – Вот тут все, что известно. Почитайте. Если вкратце: мы думаем, так можно вернуться. В нормальный, обычный мир, где не происходит конца света каждый месяц.
– Или умереть, – спокойно добавила Мария.
– Или умереть, – согласился Федор. – Пока нет единого мнения, чем это все может кончиться. Да, чуть не забыл самое главное. Если сегодня увидите Дарью, не относитесь к ней как к девочке десяти лет. Она здесь пятнадцатый год.
– Не очень понимаю, – признался Николаев.
– Когда происходит коллапс реальности, – Федор посмотрел в его глаза. – Ну, простыми словами, в двенадцать часов двенадцать минут и двенадцать секунд по Гринвичу – вы возвращаетесь в нулевую точку. При вас обычно одни и те же вещи, и вы возвращаетесь в биологически одно и то же состояние. С гарантией переносится только память. Тело возвращается в исходное состояние.
– Мне сейчас было бы тридцать пять, – пояснила Мария, – а выгляжу все так же на двадцать. Даше сейчас двадцать четыре, а выглядит все равно на десять.
– Верно, верно, – покивал Федор. – Мне было тридцать два. Сейчас мне было бы за шестьдесят, если предположить, что время здесь идет с той же скоростью.
– С ума сойти, – признал Николаев. – А оно идет с той же скоростью?
– С той же. Опыты ставили. Если хотите, расскажу подробнее. Николаев потер лоб.