Василий: Куда бы не везли — прибудем, лишь бы живы остались.
Лука обратил внимание, что разрыдавшаяся женщина немного успокоилась и вновь обратился к ней.
Лука: Чем закончилась-то история твоя, ладушка?
Лиля, вытерев ладонью остатки слёз, и на пол уха оглохшая от побоев, продолжила.
Лиля: Подписала, как требовал.
Лука: А с сыном что?
Лиля: Упала я тогда на колени, просила отпустить, бабушка есть, просила, чтоб позволили ей забрать ребенка.
Савелий: А отец?
Лиля: Я мать-одиночка.
Савелий: Разрешил?
Лиля: В тот момент глаза у него наполнились кровью, ещё больше от гнева распылился, схватил меня за волосы, начал по бетонному полу каземата таскать и кричать при этом: на Ухту захотела? Я тебе устрою выселки, в тех окраинах страны нашей люди летом тонут, а зимой до смерти коченеют, и нет оттуда дороги назад, разве только на тот свет. На одно ухо слышать плохо стала — бил следователь оголтело, сшиб барабанную перепонку.
Савелий: Измучили они тебя, родимая!
Лука: И мне штыком пятки поизрезали, ходить, прихрамывая, — и то не могу. Кричали в единый голос — морда жидовская! Давили на совесть, что, якобы, страна наша, по пути завершения индустриализации, рабочих в городах кормить нечем, а я о планах и о государстве Советском не думаю, о животе своём только разумею. Как получается? Была бы скотина, а тут и мелким подсобным хозяйством не назовёшь, в иной раз самим прокормиться нечем было. Раньше приходилось договариваться с председателем сельхозартели — не трогали, а кто-то донёс всё-таки…
Савелий (обращаясь снова к Лилии): Так что с сыном сталось?
Лиля: Перед самой отправкой, записочку мне один из надсмотрщиков оставил. Сашеньку отправили в день моего допроса в Архангельскую область, в детский лагерь «Конвейер», на трудовые работы по пошиву тряпья всякого.
Василий: Повезло тебе, что в Кемский лагерь не сослали.
Савелий (немного вскипев): Как повезло-то? Нас самих ещё неизвестно куда везут и что там будет?!
Лиля: За себя не боюсь, о ребенке душа печалится.
Василий (удручённо): В Кемском лагере зверства творятся. Ни кормёжки, ни побаниться. Отсюда повсеместно голод и болезни. Рабочий день длится 12 часов, не закончишь выполненным «уроком», а план государству ой, как нужен, можешь и не думать в бараки возвращаться, вот так и замёрзнешь зимой, а летом сгниёшь в болотах. За малейшую провинность легко попасть в карцер, и уже через три-четыре дня такой изоляции — ты больной и работать не способен. Комендант лагеря вдовесок приказывает: того, кто план постоянно не выполняет, принудительно ставить на пенёк в мороз лютый, и стоит обречённый на нём до переохлаждения, а потом, в назидание другим, трупы штабелями выкладывают у ворот лагеря. На особом счету находятся саморубы-членовредители. Отрубят себе топором пальцы рук или целые кисти, отправляют их к лагерному лекарю, который обмажет им йодом срубленные места, перевяжет бинтами из грязных старых рубах, и отправляет обратно в лес. А надзиратели им навстречу кричат: думали от работ уклонится! Значит, будете теперь не рубить, а пилить лес.
Лука (разевая рот): Ого-го…
Василий (продолжая): Вот тебе и но! А ещё есть там мрачные БУРы.
Лука (округляя глаза): Что за диковинка такая?
Василий: Бараки усиленного режима. Особливо провинившихся размещали в них, и даже самые крепкие парни выходили оттуда ослабленными и измученными. Но и были пункты отдыха, отличившихся в перевыполнении плана государства по лесозаготовкам отправляли туда для сбалансированного питания и улучшенного пайка.
Лиля: А женщины как выживают?
Василий: Кто выжить хочет, становится наложницами у старост, надзирателей, кладовщиков. Получают повышенный паёк, привлекаются к работе в швейных мастерских, бухгалтерских кабинетах, моют полы.
Лиля: Так можно было и детёныша заиметь?
Василий: Конечно рожают, только их отцы не признают новорождённых. Многие бабы потому топят младенцев, оставляют их в лесу, да и сами нередко кончают собой.
Лиля: Ужасные вещи говоришь: родное дитя в могилу свести.
Савелий: Откуда ты про всё это знаешь, Василий?
Василий: Спившийся бывший сотрудник ОГПУ, заимевший цирроз печени, когда вернулся по болезни домой, мне поведал про эти бесчинства. Не справился с мыслями своими, застрелился.
Лука (вздрогшим голосом): И нас это ожидает?
Савелий: Не неси чепухи. И ты не баламуть, Василий! Запугаешь вконец девицу нашу.