2-й ВОХРовец: Не говори, вспомни, намедни, с одно отмаялись, вонь стояла, думал срыгну, еле вынесли.
1-й ВОХРовец: Эта что ли та, которой вера не позволяла при мужиках писаться?
2-й ВОХРовец: Терпела до того, пока мочевой пузырь не лопнул.
1-й ВОХРовец: Ага, до сих пор тошнит
2-й ВОХРовец (обращаясь к заключенным): К ночи гостей ждите, вместе с вами теперь будут этапироваться грабители, конокрады, спекулянты и прочий уголовный элемент.
1-й ВОХРовец: Да им же вместе веселее… И не вздумайте дохнуть!
Василий (громко): Как тут не дохнуть, когда лекарства нужны, обогрев, да и пищи съедобной не плохо было бы.
Оба конвоира остолбенели.
1-й ВОХРовец: Кто тут такой дерзкий? Может тебя ещё в штабной вагон перевести? Нам самим лекарства необходимы, пока тебя, сволочь, доставишь до таёжных краев, сам осиновый костюм оденешь. Ты ж, жидовская морда, к другим условиям привык, не зря тут оказался.
Лука (обращаясь шёпотом к Василию): Василий, замолчи, накликаешь задаром беду на нас!
После того, как надзиратели скинули труп на хрустнувший от удара мёртвого тела твёрдый снежный покров возле железнодорожного полотна подвижного состава, они разнесли из небольших амбразур по различным мискам узников уху из протухшей трески. Назвать настоящей ухой её было невозможно не только по этому. В ней плавали рыбьи плавники, хвосты и головы, она была мутного цвета, а картошка в ней попадалась исключительно с кожурой.
2-й ВОХРовец (первому): Запирай ворота. Нечего беседы с ними вести. Нам ещё жмурика закапывать на скорую руку, трогаться через час, начальству успеть доложить, да вычеркнуть из списка выбывшего.
К глубокой ночи ставни дверей вагонзака снова раскрылись. С десяток уголовников прикладами трехлинейных винтовок системы Мосино было загнано на подмостки деревянного вагонного помещения, освещаемое через маленькие квадратные оконца лишь слабым полутусклым мерцанием далёкого полумесяца.
1-й уголовник: Гниды краснопузые! (Повернулся задом и тут же выгнулся передом). Что, суки? Оружие в руках, сухи трусы в штанах?
Засовы в вагоне запираются.
Уголовники бегло измерили злыми взглядами напуганных сидельцев. Ни шороха, ни слова. Наступила безмолвная тишина, недоверчивые и робкие взоры в полутьме изредка окидывали «новоявленных зэков».
2-й уголовник: Засиделись, фраера, пора вставать! Кантоваться нам с вами долго, блок ломать дальний. Слезаем со шконок. Нам расположиться надо!
Василий решил возразить.
Василий: А как же женщины? Старики?
3-й уголовник: Ты лучше о себе печись.
Василий: А дети?
3-й уголовник: Ты не понятливый?
Василий: Я за справедливость и порядок.
3-й уголовник (громко кашлянув): И мы за порядок, только новый.
Василий (смело крикнув в ответ всем уркам): Не позволю!
В тот момент он встал грудью перед начавшими сползать со своих мест обессиленных людей.
1-й уголовник: Видно, ты сегодня не уймешься?
Лука одёргивает Василия за подол лохмотья одежды.
Лука (обеспокоено): Не лезь, делай лучше, что они говорят.
В накалившуюся обстановку вмешивается Савелий.
Савелий: Почему же? Почему мы должны уходить со своих мест?
2-й уголовник: О, ещё один делегат нарисовался. (И далее съязвил). Договариваться пришёл?
Савелий (бросив укоризненный взгляд на спрашивающего его арестанта): Было бы о чём…
1-й уголовник: И я о том же. Так что давайте, чаханки, побыстрее шевелитесь, барахло на пол скидываем. (обращается к 3-му уголовнику). А ты проследи, Белочник.
2-й уголовник: (обращается к Савелию): Ты, я смотрю, ботало своё везде норовишь сувать. Вы тут вдвоём среди остальных, случаем, на этапе не за агитпропаганду чалитесь?
Савелий (пылко): Язык свой гадкий прикуси зубами. Я женщин, стариков и детей в обиду не дам!
1-й уголовник: Брехаловку решили устроить?! И ты, видимо, самый чукавый…
Василий: Какой бы ни был, не сметь никого трогать!
Лука совсем поник и притих. Но не забыл ещё раз дёрнуть уже за рукав Василия.
Лука: Ну что тебе неймётся? Порежут нас всех наскоро.
2-й уголовник: Ну-ка, всем хлапать! (обращается к ещё одному из братвы). Фармазон, особо говорящим накрой тёмную.
Никто не выдержал такого обращения, злость людей, давно находившихся в ничтожных, скотских условиях, вырвалась яростно наружу. Зэки начали избивать всех без разбора, лишь отца Михаила не стали трогать. В отместок, собрав последние силы, старики, женщины, другие мужики, включая давшего слабину Луки, буквально вгрызались в плоть своих неприятелей. Рвали уши, носы, одному зэку воткнули ложку в глаз, другому свернули шею, сами же получали финки в бока и животы, густой кровью сцепившихся в мёртвой хватке каторжников покрылись деревянные стены подвижного барака, части тел торчали в застывших окровавленных гнилых зубах одних убиенных от других. Вспоротые кишки тянулись извилистой лентой вдоль всего вагона, от его начала до крайнего угла. Поезд остановился. Свирепый рёв, крики, стоны, грохот и удары взорвали ночную тишину и даже переселили размеренный звон стука железнодорожных колёс об рельсовые петли.