Чуть зазеваешься, и уже звеньевой Петр Невирко машет рукой: давай! давай! В каске, на фоне кудрявых облаков, он кажется Ольге немного забавным, каким-то игрушечным — поднял руку, и она, слившись взглядом с этой рукой, зорко следит за каждым ее движением, за каждым еще не сказанным «майна-вира», и так хочется ей, чтобы Петр на нее не сердился, чтобы все у нее получалось отлично, по-настоящему.
Она была намного старше Петра и относилась к нему, как к сыну. Знала, что он парень стоящий, работящий, уверенный в себе. Правда, немного занозистый, но отходчивый. Глаза у него добрые, доверчивые. А ведь совсем еще недавно бегал в школу в своей Дримайловке, за Нежином. Теперь же вон на какую высоту забрался, тоннами железобетона орудует, монтирует их со знанием дела. И хотя Ольга тут как бы главная сила — ведь ее кран все это опускает, поднимает, переносит, — знает она, что на Петре Невирко лежит вся ответственность, он здесь за старшего. Бригадир, мастер, прораб — это уже где-то выше, над ними, как контроль и опека, а Петр все своими руками строит.
Хотелось бы Ольге спросить его о том, как ездилось им по немецкой земле. Для нее в самом слове «немецкий» по сей день таится что-то недоброе. Оно ей терзает душу, вызывает горькие воспоминания. Там погиб ее отец, исчез бесследно, никаких сведений о нем. Что же, времена меняются, Ольга это понимает, слава богу, что мир, дружба, что есть новая Германия… Побывал там Петя Невирко, славно поработал, как говорил Алексей Платонович, много интересного повидал. Она и по настроению Петра чувствовала, что поездка удалась, в глазах — задор, голос спокойный, работает с подъемом. А то совсем опустил руки после размолвки с Майкой. Скоро Гурский поймет, что напрасно не принял такого парня в зятья.
— Вира, вира! — кричал Петр, стоя над высоченной стеной, и, словно прощаясь с крановщицей, легонько махал рукой, и она, не глядя, ощущала этот его жест, чувствовала, будто какие-то теплые волны доходят к ней вместе с его звонким мальчишечьим голосом. — А теперь майнуй! Ну, ну, живей!.. Что, голубка, высоко свила гнездышко? Сил не хватает?
Виталий Корж по-приятельски одернул его:
— Перестань! Будешь с Найдой иметь дело. Он за Ольгу…
— Гуляй, гуляй! — блеснул глазами Невирко. И снова поднял голову к крановщице — Так, так, еще, милая!
Он вовсе не был в веселом настроении. Опять две плиты с трещинами. Пришлось их спускать вниз, время впустую потрачено, драгоценное время. Кто им это время вернет?
Юра Сыч, молодой геодезист, тоже подлил масла в огонь, заставил после ночной смены демонтировать одну из панелей — чертовы «ночники» нарубили дров. На пятнадцать миллиметров сдвинули панель от линии разбивки, а ему, Петру, все это переделывать, переставлять… Черт бы их побрал! Кто-то портачит, а ты за него голову подставляй, в лепешку разбивайся!
Хоть и сердит был, однако в душе доволен собой Невирко Петр! Знал, что справится и с переделками, и с перестановками, что вырастут его стены до самых облаков и перекрытия к ним приладятся как миленькие. Как оструганные дощечки, которые он склеивал, когда еще в школьной мастерской был первым умельцем в работе по дереву. Однажды как-то на районной выставке передового опыта председатель колхоза Поликарп Трофимович попросил, чтобы он в их павильоне сделал деревянный макет межколхозной электростанции: «Покажи, Петя, класс всему району!» И Невирко три дня и три ночи, никого не подпуская, возился с этими дощечками, фанерками, лаками, смастерил такое диво, что, когда открыли выставку, люди часами не отходили от экспоната. Заведующего павильоном премировали, председатель колхоза получил благодарность. И Петру Невирко спасибо сказали.
Но как же радостно, как славно видеть, что панель ложится к панели и дом поднимается все выше! Вчера был виден только лес за Днепром, вон тот зеленый продолговатый клин, который упирается одним концом в железнодорожную насыпь, а другим растекается над крутым днепровским берегом, еще вчера за лесом вроде туманы колыхались, все синело во мгле, переливалось радужными вспышками, а сегодня, как настелили перекрытие, сразу раздвинулся горизонт и стали видны маленькие белые хаты. Петр за лесом рассмотрел какое-то сельцо, светлые точки хат, деревья, колхозные строения, даже, показалось ему, заметил аккуратненький водогонный ветрянок с металлическими лопастями, и душа его устремилась туда, в ту даль, и стало так хорошо, так отрадно!
Чудной нынче звеньевой Петр Невирко, не узнают его хлопцы. То набросится на кого-то за недосмотр, то уставится глазами в небесную лазурь, и тогда будто его здесь нет. Исчез, испарился. А дело ведь не ждет. Боковую панель как раз насаживают на фиксаторы, и тут главное — внимание.