Миновали третий блок, что у самых ворот, вышли на широкую асфальтовую ленту дороги, которая вела к главным воротам, и тут Найда вспомнил слова Ингольфа об овраге, куда возят расстреливать обреченных; туда, верно, и ведут их сейчас, на последнюю ночную беседу. Но почему-то ведут дальше, они проходят мимо часового на первом посту, Густа что-то бросает на ходу охранникам у ворот, их пропускают через караулку и выводят за второй барьер.
Найда оглядывается: тесные улочки городка, голые высокие деревья вдоль дороги. Уже видны коттеджи эсэсовской охраны, где-то за ними станция, и оттуда доносятся громкие гудки маневрового паровоза.
Они дошли до трехэтажного дома, который был выше остальных, и по тому, что его охраняли эсэсовцы, Найда догадался: комендант Шустер! Охранник стоял в позе статуи, руки застыли на автомате; стоял не шевелясь, на прибывших даже глазом не повел; тускло поблескивала жандармская бляха. Узнав Густу, в ответ на приветствие выше поднял голову в пилотке.
Их провели на второй этаж, где тоже стоял эсэсовец с автоматом. Этот оказался предупредительней, рванул к себе дверь и пропустил всех в помещение.
Найда, ослепленный ярким светом люстры, увидал в комнате за столом почти всех лагерных начальников: Шустер был в белой исподней рубашке, начальник службы безопасности Апиц сидел при всех регалиях в мундире. Здесь были еще какие-то женщины в вечерних платьях и старуха в черном.
— Ага, мои старые знакомые! — сказал Шустер и отставил рюмку с вином. — Русская птичка. И ты, Ингольф-музыкант! — Он взял и поднял бокал на уровень глаз, будто разглядывая темную жидкость и любуясь ее блеском. — Так вот что, господа, — обратился он к своим гостям, — я долго разыскивал этих моих «друзей». И судьба мне наконец улыбнулась, и я отдаю их в полное распоряжение партайгеноссе Арндт. Клянусь святым Августином, защитником и покровителем моей дорогой матушки, — он посмотрел на старуху в черном платье, — что наша Густа сумеет отправить их на тот свет со всеми подобающими им почестями. — Выдержав короткую паузу, торжественно поднялся и с пафосом произнес: — За верность нибелунгам, господа! Зиг хайль!
Снова вышли на улицу. Охранник возле дома снова невидяще смотрел на молодую эсэсовку, сохраняя прежнюю позу. Слабо вырисовывались коттеджи. Густа что-то сказала охраннику, тот нырнул в темень двора, и вскоре к ним подкатила широкая, с открытым верхом машина. Водитель ожидал приказа.
— Пленных в машину! — раздался голос молодой женщины.
Они мчались по городку, по пустынным улицам, мимо товарной станции, выехали за пределы города.
Густа велела остановиться возле глубокого оврага. Эсэсовец с автоматом, кажется, был несколько удивлен, но подчинялся беспрекословно.
— В лагерь их возвращать нельзя, — сказала она охраннику. — Этой ночью они готовили восстание. — И резким, высоким голосом обратилась к Ингольфу Готте: — Это правда, что вы готовили восстание? Отвечай, красный предатель!
— Да, я хотел убить тебя, гадина!.. Тебя, предательница!.. — рванулся с заднего сиденья немецкий коммунист, но водитель дулом прижал его к спинке. — Вы еще предстанете перед судом… Всех вас будут судить!
— Вывести! — медленно, словно через силу, произнесла Густа.
Стоял густой туман, и пленные казались призраками, явившимися из мрака, в котором снова должны исчезнуть. Они подошли к оврагу, обнялись, готовые вместе свалиться вниз. Стояли спиной к эсэсовцам, к лесу, к молчащей Густе.
И тут грянул выстрел. Еще один, еще… Три выстрела прозвучали оглушительно, словно удары грома. Найда оглянулся и увидел, как оседает, заваливаясь спиной на борт машины, охранник с автоматом, потом увидел водителя, грузно навалившегося на баранку.
Густа подала им знак.
— Скорей, скорей! Оружие, документы, мундиры… Чего же вы стоите?.. Ингольф, я приказываю тебе: скорей! У нас ровно час времени. Комендант ждет моего возвращения. Товарищ Ингольф! Что случилось? Что с тобой?
— Ноги не слушаются, Густа… — Он медленно повернулся к ней. — Моя граната… я хотел в машине… Боже, какое счастье, что я не успел!.. — Он, пошатываясь, подошел к машине, открыл дверцу и выволок труп водителя. — Теперь здесь сяду я, Ингольф Готте!
День был как день, но все же чувствовалось и что-то необычное. Утром Алексей Платонович задержался в управлении вместе с прорабом Хотынским, потом они отправились на завод добиваться более своевременной доставки панелей. Поток должен быть беспрерывным: прямо с грузовиком тяжелые шеститонные плиты краном должны подниматься на верхний этаж. Их только подавай хлопцам, а они уже аккуратно уложат, приварят, укрепят.