Эту болтовню слушал и Найда, который как раз сверлил отверстия в соединительных пластинах. Хотя говорил все это шутник и балагур Виталий, слова его и буйная фантазия невольно заразили Найду. Он даже выключил сверло и провел пальцем по нагревшейся пластине. А потом словно бы увидел маленькую комнатку, стройную фигурку незнакомой девушки с выражением благодарности на красивом личике и ее приветливую улыбку, которой она отвечала на шутку бесшабашного хлопца. Черт-те что выдумал!.. Впрочем, что же тут удивительного? Разве не имеет права человек шутить и фантазировать? Бесшабашный Корж, который весь день приваривает на лютом зимнем ветру панели и, казалось бы, просто-напросто прикладывает металл к металлу, включает ток, соединяет меж собой пластинки — такая грубая, ординарная работа! — в сущности, ежедневно возводит не только стены здания, но строит для людей новые уютные квартиры, и там, где рассыпались искры его электросварки, будет звучать детский смех, кто-то будет радоваться, грустить, мечтать, а может, и вправду явится сюда Виталик Корж и сядет за стол, накрытый белоснежной скатертью, и будет пить чай с вкусным вареньем, шутить с красивой девушкой.
Почему-то Найде никогда не случалось раньше задумываться над этими простыми, будничными и такими понятными вещами. Собственно, в них — сокровенный смысл жизни. И то, что он сейчас почувствовал, заставило его еще с большим уважением взглянуть на своих ребят. «Как жалко, что мы мало думаем о смысле всего этого, — подумал он. — Тогда было бы побольше серьезности и старания. Люди всегда строили. И сотни лет тому назад, и тысячи… Одни строили, обливались потом, другие жили в роскоши. Одни знали, что строят не для себя, другие требовали чужих рук, чужих усилий. И так длилось бесконечно. И только теперь — все для себя. Для той девушки, о которой говорил веселый Виталик. Для детишек, что будут смеяться в этих комнатах. «Почему же тогда иной раз мы работаем с унизительным равнодушием? Откуда берется халтура? От спешки? Или от неумения?»
Он знал, что нынче вечером состоится просмотр телехроники. Там можно будет кое-что сказать. Хотя, пожалуй, там все уже сказал Петр, и здорово сказал, попал своей кувалдой в самое больное место. Генерал Климов узнав об этом, сразу воспрянул духом. Пришел к Найде (жили теперь они с Ольгой на своей половине), сбросил в передней длиннополое старое пальто, обмел веником снег с валенок.
— Вы там побольше на честность нажимайте, — посоветовал он, усаживаясь. — Почему у нас иногда дело не клеится? Потому что не у каждого хватает честности сказать себе: для такой работы я не гожусь. Дайте мне то, что по силам. Если бы, например, в свое время поставили меня командовать фронтом, что бы из этого вышло? Угробил бы дело, людей погубил, стратегические планы перепутал.
— Дело говорите, Афанасий Панкратович, — согласился Найда, который как раз обедал вместе с Ольгой. — Вы думаете, Гурский не старается? Как вол работает.
— То-то и оно, что как вол.
— Кстати, и упрям как вол. Советуешь ему, подсказываешь — так нет, амбиция. Он все знает лучше всех. А умения-то как раз и не хватает. И мужества нет признаться, что не хватает, что не профессионально работает.
В клубе комбината собралось немало народу, были приглашены на просмотр руководители нескольких смежных строительных трестов, работники из проектных организаций. Представитель горкома Фомичев, войдя в просмотровый зал, поздоровался с присутствующими и попросил Гурского в общих чертах изложить суть дела.
— Полагаю, что все будет ясно, когда посмотрим эту телехронику, — сказал, поднявшись с места, Максим Каллистратович, чувствовавший себя уверенно и свободно. — Снято, так сказать с натуры. Смотрите, товарищи. А потом обменяемся мнениями.
Найда занял место с краю, и как-то так вышло, что перед ним, чуть сбоку, оказался Гурский. Погас свет, и Найда сразу узнал на экране своих хлопцев. Сняты были крупным планом в тот момент, когда опускали внутреннюю панель.
Вот Петр Невирко подает сигнал крановщице. Вот идет крупная панель, опускается. Потом еще одна. Короткое объяснение диктора… Снова кран… Мелькнуло Ольгино лицо в кабине… Ее рука на рычаге… Стрела плавно поворачивающегося крана. Ольга… Все ведь от нее сейчас зависит. Найда напрягся, словно почувствовал, как ей там нелегко. Знал, что в тот миг ей было действительно нелегко, она готова была расплакаться, рвануть рычаг на себя, прекратить все это, образумить хлопца. Но об этом он услышал от нее позднее. А сейчас — все идет своим порядком, ровно, неотступно…