— Платоныч о тебе печалится. Боится, глупостей натворишь из-за Майи Гурской. — Он плотней запахнул свой черный кожушок и глубже засунул руки в карманы. Он не сердился. Теперь он с грустью думал об этих трудных делах. Вдруг поднял глаза на Петра: — Ты с ним помягче, Петя… У него сердце совсем больное. Если бы «скорая» вовремя не приехала… — Одинец тяжело вздохнул. — Вот так живет человек, и вдруг — точка. Все. — Он что-то вспомнил, полез во внутренний карман кожушка и вытащил оттуда бумажный сверток, сунул его в руки Петру. — Это тебе. Спрячь.
Петр взял сверток, перевязанный шнурком, непонимающе поглядел на Одинца.
— Спрячь, говорю, — властно приказал тот. — Алексей Платонович тебе передал. Бери, бери! Может, польза будет…
— Польза? Какая?
— Там увидим… — бросил парторг.
— Спасибо, — холодно произнес Невирко и сунул пакет во внутренний карман куртки. Поглядим, что еще придумал Батя.
Он сухо попрощался с Одинцом и широким шагом двинулся вверх по проспекту.
Вероятно, был уже довольно поздний час, и Петру не терпелось поскорей добраться до общежития, подняться на свой четвертый этаж, где вдоль всего коридора зеленела ковровая дорожка, словно нарисованная яркой краской, на стенах висели симпатичные акварельки, а в центральном холле стоял большой, массивный телевизор и перед ним аккуратные ряды стульев. Он мечтал поскорее войти в свою комнату, запереть дверь, а может, и не запирать — все равно Виталька после своего гулянья разбудит его.
Скорее бы, скорее! Ноги гудят от усталости, слипаются веки, и ужасно хочется спать. Позади такой насыщенный событиями день. Так нужно обо всем подумать: встреча с Гурским… Майя и, наконец, Батя, та «скорая».
Мороз к ночи усилился, улицы почти безлюдны, общежитие уже близко, вон за тем переулком, там, где стоят в ряд продрогшие на ветру осокори, где обледенелые скользкие тротуары. Сейчас вставит ключ в замочную скважину — и дома!
Петр прибавил шагу, взглянул на знакомое здание, на его освещенные окна и тут услышал громкую плясовую музыку, доносившуюся из нижнего этажа. Вспомнил, что Агата выходит замуж за курсанта из училища связи. Приглашали накануне и его, сама невеста приходила со своим курсантом. Гудел весь огромный дом, и казалось, что за каждым освещенным окном бушует веселье. Видно, все общежитие за свадебным столом. Поздно уже, ну так что? Доброму гостю на свадьбе всегда рады.
Молодые как раз вышли из комнаты: сержант в черном штатском костюме и Агата в чем-то белом и сверкающем. Не дав Петру опомниться, повели его к накрытому столу, усадили на почетное место.
— Штрафную Петру! — крикнул кто-то.
— И закусить дайте голодному!
Он с удовольствием выпил рюмку водки, не заметил, как съел уже остывшую котлету и соленый огурец. Потом огляделся вокруг. Как хорошо быть среди своих, которые тебя уважают. Одинец, Найда… Ему, Петру Невирко, все время что-то диктуют… А может, мы уже переросли ваши диктанты!.. И не трогайте нас! Мы — сила! Рабочий класс!
Петра повело от одной рюмки, голова у него закружилась. Видимо, устал за целый день от беготни, удач и срывов…
— Наливайте. Выпьем за нашего гостя, Петра Невирко! Все — до дна! Слышите? — кричал жених.
Все по очереди чокались с Петром. Кто-то уже пытался остановить его: мол, хватит, Петя. Остановись! Брось!
Вдруг в поле его зрения попала какая-то девушка. Ему показалось, что он ее знает. Да это же Полина! Да, да, Поля!
Она давно следила за Петром, заметила, что он не в себе. Тихо подошла и остановилась напротив него. Господи, да что же творится с ним? Что о нем подумают? Скорее бы домой его увести…
Петр, видимо, что-то почувствовал, резко обернулся к Полине.
— Ты чего тут торчишь с моей курткой? — спросил он недовольно.
Молодожены спохватились:
— Ты что? Куда собралась?
Полина с курткой Петра подошла к ним, сказала тихо:
— Хватит ему. Разве не видите, что ему плохо? Ему надо домой…
Но Петр уже не владел собой. Хмель сделал его неуступчивым и задиристым. Все его опекают… Вечно он кому-то подчиняется… Разве он в чем-нибудь виноват?..
— Не виноват ты, Петя, — стала успокаивать Невирко Полина, прижимая к груди его синюю куртку. — Ведь завтра тебе на работу. Голова будет болеть…
— Она у меня от другого болит.
— Так еще больше будет болеть.
— Больше — некуда.
Какой-то гость бросил ехидно:
— Столько наставников развелось, что скоро и на свадьбе не дадут покоя нашему брату. Учат и учат!