Прочитав письмо, Ольга отдала его Алексею Платоновичу и сказала, что она вполне полагается на него. Пусть он решает, как быть. Что бы там Костя ни говорил, а он, Алексей, детям настоящий отец, они его полюбили. Но в голосе Ольги Найда улавливал и другие нотки: Костя был ей не безразличен. Ведь он ее первая любовь. И молодой, и красивый. «Полжизни отдал бы…» Вот как ищет подхода к женскому сердцу! Что же тут решишь? Найда положил письмо на стол. Бог ты мой, кто же может отнять у человека его отцовское право? И ему ли, Найде, судить этого Костю за прошлое, за ошибки молодости?
Когда Маринка вернулась из школы, письмо попалось ей на глаза. Вдумчиво, как взрослая, читала его. Усевшись на диван перед телевизором, прочла еще раз и, вероятно, старалась мысленно себе представить давнюю мамину жизнь с отцом, все то, что тяжким воспоминанием легло на ее детскую душу. Ничего не забыла девочка: как долгими месяцами не было от него писем, как являлся в дом с какими-то неизвестными людьми, кричал на маму. Снова были разлуки, снова молчание. И мамины слезы, и ее слова о том, что папа занят, папа задержался… Значит, теперь ей опять нужно называть далекого и чужого человека своим отцом?..
Положила письмо на краешек дивана, уставилась на светящийся экран.
— Что ты об этом скажешь, доченька? — подсела к ней Ольга.
Лицо девочки хранило выражение непроницаемости, только губы чуть заметно вздрагивали.
— Я его не знаю, мама, — ответила она тихо, не отводя глаз от экрана.
— Ладно… я думала, ты захочешь…
Однажды Невирко зашел в приемную Гурского и застал там Анатолия Найду. Он о чем-то спрашивал приветливо улыбавшуюся Полину и делал пометки в своем блокноте.
Петр сразу хотел уйти, но Анатолий крикнул ему:
— Погоди! У меня к тебе дело.
В коридоре объяснил, с чем пришел. Он был приветлив, серые глаза смотрели добродушно.
— Я работаю теперь на студии художественных фильмов, — сказал он. — Написал сценарий, будем его снимать с Завойским. Помнишь того бородача?
— Помню, — неохотно ответил Невирко. История с телехроникой была ему неприятна, и он не хотел о ней вспоминать.
Оказывается, Анатолий искал на комбинате подходящих людей, мечтал снять фильм прямо с натуры. Даже артистов, кроме главного героя, хотелось ему заполучить непрофессиональных.
Протянул на прощанье руку, лукаво улыбнулся:
— Ну, бывай, Петя! Расти дальше. Кстати, Майка разводится с Голубовичем. Может, передать от тебя привет?
— Не надо, — резко бросил Петр. — А с Голубовичем у меня контакты в институте.
Наступила весна. Зелень каштанов была такой свежей и яркой, что казалась подкрашенной. Петр загодя пришел на вторую смену, узнал от диспетчера, что панели завезли, просмотрел журнал сдачи графика. Уборщица, женщина неопределенного возраста, в резиновых сапогах и ярко-красной шерстяной кофте, мыла пол.
— Ты чего так рано? — добродушно спросила она.
— Сегодня у нас решающий день, тетя Оксана, — ответил Невирко. — Сил не пожалеем, будем работать до седьмого пота, чтобы вы под вымпелом ходили.
— Я и без вымпела проживу. А то можно подумать, что ты для меня стараешься.
— Наш брат рабочий для всех старается, — со снисходительной улыбкой сказал звеньевой. — Вот вы моете пол, чтобы мне было приятно, а я на верхотуре панели укладываю, чтобы люди жили в новых красивых домах, чтобы Алексей Платонович гордился своей работой.
Зазвонил телефон. Петр взял трубку, сразу узнав голос Гурского. Это был голос с интонациями подчеркнутого дружелюбия и расположения, так Максим Каллистратович всегда теперь разговаривал с ним. Он спросил у Петра, как идет подготовка к решающей ночной смене, хватит ли внутренних панелей, пообещал прислать к завтрашнему дню рабочих из лифтомонтажа — пора уже браться и за подъемник — и с тревогой в голосе добавил, что могут быть затруднения с подземщиками, у которых всегда дел по горло, всегда чего-то не хватает, и порой пусковые объекты остаются не подключенными к теплотрассе.
— Впрочем, я сказал твоему прорабу, что мы это уладим, — пообещал бодрым тоном Гурский. — Я с Бовой в хороших отношениях, он — управляющий Горподземстроем. С ним только надо деликатно и обходительно говорить. — Тут Гурский слегка как бы запнулся, помолчал одно мгновение и далее не то попросил, не то изрек тоном служебного указания: — Кстати, ты не смог бы сегодня сделать дельце для этого Бовы? На часик подскочить в одно место?
— Куда? — удивился Петр и сейчас же подумал, что ребята будут недовольны его отлучкой. Особенно в такую ответственную смену.