— Да ненадолго. Мы ему тут выписали мешков двадцать цемента, из резервных фондов. У них — запарка, не успевают с колодцами.
Петр хотел было возразить, напомнить о последнем, самом важном рывке, но Гурский все тем же уверенно-спокойным, совершенно беззаботным голосом повторил просьбу, в которой Петр уловил металлические нотки. Нужно, мол. Для дела нужно. Зато Бова завтра же подведет к их дому теплосистему. Должна быть взаимовыручка. Короче, документы в порядке, машина прибудет в девятом часу, пусть Петр подъедет на склад с водителем и там погрузят цемент. Обо всем уже договорено.
— Ты пойми меня, это крайне важно, — произнес строго и настойчиво Гурский, уже не убеждая Петра, а как бы делая его своим соучастником. — Я посылаю тебя потому, что ты у меня самый надежный человек. Бова нам еще пригодится.
Ночная смена в этот день оказалась нелегкой. Монтажники спешили, работа шла рывками, панели поступали негабаритные, Саня Маконький был зол и не хотел их ставить.
Когда на город опустились сумерки, Петр услышал рокот мотора: по разбитой колее вкатывался на строительную площадку самосвал. «Приехал все-таки», — глянул вниз Невирко и понял, что это за ним. Его охватила невыразимая тревога: все-таки придется на время оставить ребят.
— Вы уж тут без меня… — сказал он Сане, который заученным движением руки давал сигналы крановщику. — Вон за мной машина из управления… Соображаешь?..
— Ясно, — озабоченно ответил длинный как жердь Саня, даже не взглянув в его сторону. — Бутылку лимонада захвати по дороге.
— Сообразим кое-что и покрепче, — с деланной веселостью сказал Петр.
Как только звеньевой очутился в темном лестничном пролете, он подумал: «Мог бы Саню не обманывать, а сказать все как есть. Ведь за час не успею…»
Машина ждала у бытовки, уже развернувшись передком к проходной. Петр увидел шофера, тот был в пиджаке, сапогах и старенькой шляпе с обвислыми полями. Невирко сразу узнал Николая Львовича: тот стоял у заднего колеса и придирчиво осматривал его, будто сомневаясь, выдержит ли оно дорогу.
— Дядя Коля, вы? — немало удивился Невирко тому, что с поручением от Гурского на самосвале прибыл почему-то водитель панелевоза. Петру показалось это подозрительным и странным, но в то же время как-то успокоило его. С Николаем Львовичем всегда работалось легко и просто. Шофер, не отозвавшись, с недовольным видом ударил несколько раз ногой по заднему скату, затем подошел к переднему — и тоже ударил его ногой и лишь после этого поднял глаза на Петра.
— Страсть как не люблю ездить на чужих машинах! — произнес он ворчливым тоном, но объясняться, почему приехал на чужой и вообще какое он имеет отношение к этому делу, не стал. Только в его выцветших, как осеннее небо, глазах блеснули лукавые искорки. — Давай, парень, без канители. Время — деньги.
Склад находился на территории комбината, и это немного ободрило Петра. Кладовщик, открыв одну половинку ворот, сказал Петру, чтобы брали мешки с верхнего ряда, там лучший сорт, высшей марки, как указано в накладной. Петр вместе с водителем за несколько минут перебросили в кузов машины двадцать светло-коричневых бумажных мешков с цементом; кладовщик, похожий на симпатичного мальчишку, расписался в накладной, пожал Петру руку и пожелал им доброй дороги. Петр совсем успокоился. Он понимал, что дело это важное, он уже привык к сложным взаимоотношениям между различными строительными организациями, привык к определенным условностям и даже к мелким нарушениям, на которые порой смотрел снисходительно, понимая, что в общем-то балансе всегда приходит к выгодному для дела результату: тот дал цемент, тот вернул металлом, тот пообещал проволоку… Господи, если не верить людям, никакие бумажки и накладные не помогут. Тут главное, чтобы побыстрее… Чтобы хлопцы там, на площадке, не запарились без него.
Стемнело. В машине было тепло и уютно. Из маленького, висевшего на ремешке перед ветровым стеклом транзистора доносилась грустная мелодия. Петр, склонившись набок и закрыв в полудреме глаза, слушал наплывавшие из эфира звуки, улавливая далекий женский голос, и ему чудилось что-то безбрежное, ясное, залитое солнцем, похожее на морскую даль, в которой тают белые силуэты кораблей.
Николай Львович гнал машину на предельной скорости, и Петр вдруг понял, что это уже не город. Открыв глаза, он увидел освещенную светом фар булыжную дорогу между высокими соснами, какие-то незнакомые домики за высокими заборами, блестевшее озерцо, густой кустарник, силуэт человека в плаще с капюшоном и удилищами на плече.