— Э-э-э… Мир Этерания обладает своим… уникальным шармом. Средневековье, много рас, боги… Некоторые боги, скажем так, требуют подношений. Виселицы у дорог — это не декорации, а часть культурного ландшафта. Но! — он снова перешел на шепот, — именно там есть реальный шанс стать кем-то. Сильным. Богатым. Аристократом. Даже… бессмертным. Младшим богом. Здесь, в очереди в Рай, вам такого не предложат. Там только арфа и облака.
Олегу не нужна была арфа. Ему надоела его серая, бессмысленная жизнь. Ему надоело быть никем. Здесь же предлагали квест. Сложный, опасный, но квест. С системой прокачки. Как в играх, в которые он рубился в детстве.
— Беру, — отрезал он. — Язык и Систему.
— Отличный выбор! — Арманиэль ткнул пальцем в планшет. — Подписывайте. Мы вас отправим в тело новорожденного, чтобы вы могли интегрироваться с максимальным комфортом. Память начнет проявляться постепенно, чтобы не сломать психику. Удачи! Следующий!
Олег даже не успел посмотреть, что он подписал. Мир снова поплыл, превращаясь в кашу из света и звуков.
А потом — теснота. Давление. Холод. Яркий свет, режущий глаза. И оглушительный, собственный крик. Но это был не его голос. Это был тонкий, детский плач.
Его положили на что-то мягкое. Крупная, загорелая женщина с усталым лицом улыбнулась ему.
— Ну здравствуй, сынок. Крепкий у нас кузнец родился.
Рядом стоял огромный мужчина с окровавленными руками и бородой лопатой. Он смотрел на Олега с суровой нежностью.
— Василий. Будет звать Василий. Как мой отец.
Василий, — подумал Олег-младенец. — Отстойное имя. И тут же его сознание, еще неокрепшее, пошло под откос от перегрузки.
Но перед самым отключением перед его внутренним взором всплыли четкие, голубые буквы, знакомые до боли, как интерфейс старой RPG:
[Добро пожаловать в Систему, Олег Воронцов. Реинкарнация успешна.]
[Имя: Василий Кузнецов]
[Уровень: 0]
[Раса: Человек (младенец)]
[Сила: 0]
[Ловкость: 0]
[Телосложение: 0]
[Интеллект: 15*]
[Мудрость: 10*]
[Удача: 3]
[*Характеристики временно подавлены в связи с неразвитостью носителя. Полный доступ будет открыт постепенно.]
[Достижение получено: «Новое начало». Награда: память прошлой жизни сохранена.]
И тут его накрыло младенческим сном. Первая глава жизни Василия Кузнецова началась.
Глава 2: Первые шаги, первые слова, первая магия
Первые несколько месяцев жизни Василия Кузнецова были адом. Адом с запахом кислого молока, собственных испражнений и полной беспомощности. Олег, запертый в теле младенца, бушевал. Его интеллект, подавленный биологическими ограничениями нового носителя, не мог формировать сложные мысли, но острое чувство разочарования, бессильной ярости, оставалось с ним постоянно.
Он мог только есть, спать, орать и пачкать пеленки. Это было унизительно. Его «Система» молчала, показывая лишь статичные, серые цифры характеристик, все еще близкие к нулю.
Его мир состоял из лиц. Суровое, обветренное лицо отца — Геннадия Кузнеца, которое смягчалось, когда тот брал его на руки своими огромными, мозолистыми лапищами. Усталое, но всегда доброе лицо матери — Марии, которая пела ему тихие, странные песни на языке, который он теперь понимал инстинктивно. Это был язык Этерании, и знание его было вшито в его мозг, как и обещал ангел.
И лица детей. Девятилетняя сестра Арина, которая таскала его на бедре, как куклу, бормоча ему сказки о лесных духах и речных нимфах. И семилетний брат Мирон, который поначалу смотрел на нового члена семьи с ревностью, но вскоре стал просить отца «покатать Ваську на шее». Олег-Василий ненавидел эти катания — его тошнило от тряски, но он замечал, как после них на долю секунды в его статусе мигала надпись: [Ловкость +0.001]. Ничтожная, но прибавка. Значит, развитие было возможно.
Главным его развлечением и тренировкой стало ползание. Как только он смог оторвать живот от пола, он начал исследовать избу. Солома на полу, холодные камни печи, грубые бревна стен. Он ползал до изнеможения, пока Мария не хватала его со словами: «Ишь, какой шустрый у нас растет! Весь в отца!» После особенно длинных «марафонов» Система иногда радовала его: [Телосложение +0.002].
Он научился говорить рано. В год он уже мог уверенно произносить «мама», «папа», «дай». К полутора годам его словарный запас был богаче, чем у некоторых пятилетних деревенских детей. Родители умилялись его «сметливости», списывая на чудеса. Только иногда Мария смотрела на него чуть более пристально, с легкой тенью тревоги в глазах. Он видел этот взгляд. Он понимал его. Он был не таким, как другие дети.