Немного, всего 0.5 мг, но и такую было очень тяжело найти.
Он затянулся ароматным паром, причудливыми узорами выпускал его изо рта и ноздрей, изучая чуть облупленные по краям золотые буквы вывески:
«Этерия».
С небольшой глухой паузой перед «е». Скорее даже – «Эт'эрия».
Облачка пара завивались, кружились и медленно уносились в сторону, пока он пытался успокоиться и настроиться на встречу. Легкость растекалась из груди по другим органам и успокаивала пощипывания в пальцах, чуть кружа голову, усмиряя дрожь в коленках и гулкую пульсацию крови в висках.
Вечно так продолжаться не могло, и браслет снова завибрировал, а нежный женский голос шепнул в недра черепной коробки: «Напоминание: собеседование».
Джон никогда не считал себя трусом, но и храбрости войти в это здание почему-то не хватало. Ведь решалась его дальнейшая судьба: будет он жить вечно в виртуальных мирах или будет довольствоваться гарантированными пятьюдесятью годами (точнее, оставшимися девятнадцатью) в реальности: прозябать на работе, контролируя автоматические линии производства на заводах, ездить в командировки мониторить климатические станции, по выходным иногда выбираясь на пляжи Аляски: попить безалкогольный мохито, покататься в экзоскелете на серфе по высоченным волнам.
Пару раз можно будет даже поплавать с аквалангом по развалинам затопленных европейских городов (говорят, римский Колизей, превратившийся в коралловый риф, весьма неплох) в специализированном атлантическом круизе на одном из тех древних, старомодных лайнерах. Переоборудованных, конечно же, чтобы беспощадное солнце не сожгло кожу.
Почему-то это казалось недостаточным. Блеклым каким-то, обыденным. Так жили миллиарды людей на едва выдержавшей испепеляющую войну планете, а он хотел чего-то большего. Чего-то необъятного.
А что может быть больше и необъятней, чем влекущие, неизведанные горизонты виртуальной Этерии?
Он вдохнул подгорелый пар, чуть опьяненный никотином, собрался с силами и мыслями, сбил их в плотный комок и отринул прочь. И, ни о чем не думая и не сожалея, толкнул мрачные прямоугольники дверей.
В огромном фойе было так же пустынно, как и на улице, но еще и зябко. За широким столом из белого дерева расположился андроид, который уважительно встал, приветствуя Джона. Под потолком полусферами торчали камеры наблюдения, изучающие его во всех доступных спектрах, рентгеновских в том числе. Будь у Джона с собой что-то запрещенное или подозрительное, из специальных, едва заметных ниш в стенах уже выкатились бы охранные роботы, похожие на уборщиков. За одной только разницей: у этих вместо отсека для мусора – аккумулятор. Питать пробойные электрошокеры.
Уж лучше так, чем коробка металлоискателя и чьи-то руки, облаченные в резиновые перчатки и ощупывающие тебя. Брррр, какая мерзость.
– Мы ждали вас, мистер Митчелл. Добро пожаловать в посольство Этерии на планете Земля. Прошу вас, располагайтесь. Сообщите, когда будете готовы.
Джон был одним из немногих, кто когда-либо решился ступить за порог посольства этого малого государства в поисках лучшей доли, нежели могло предложить ему гражданство любого другого государства, как физического, так и виртуального. Их, по сути, осталось всего три: Объединенное Планетарное Правительство, поделенное на несколько крупных регионов, между которыми еще остались некоторые формальные границы; эта вот пресловутая Этерия и Асгардия еще. Но последняя со своими обещаниями космических приключений уже не так, как пару сотен лет назад, влекла молодые романтические умы, начитавшиеся фантастов золотого века. Слишком часто ее корабли гибли в поясе астероидов из-за неправильно рассчитанного курса, или колонисты издыхали раковыми опухолями, а их дети – отвратительными мутациями на каких-нибудь спутниках Юпитера, спасибо беспощадной суке – радиации.
– Добрый день...
Изнутри здание тоже было отделано холодным мрамором, то отражающим блики, то поглощающим их, в зависимости от своей прихоти. Как котенок играет с клубком ниток: то поймает, то отпустит, чтобы снова поймать.
Джон невольно задержал свое дыхание и взгляд на скульптуре, растянувшейся во всю боковую стену, сотканной из тончайших нитей камня. Тысячи градусов Цельсия и колоссальные энергии сначала раскалили камень, сделали его мягким и податливым, а потом специальный принтер, будто паук, соткал из них этот сюжет: гротескная фигура улеглась в кресле, опрокинув голову на подголовник, а на лице – холодное, торжественно-злое умиротворение. От матового лысого черепа тянулись яркие, переливающиеся светом, висячие нити к какому-то странному и огромному агрегату: мириады огней перемигивались на нем, и вторая фигура – мраморный ученый в белом халате – внимательно изучала эти огни и записывала что-то в планшет. Чуть ниже, в стороне, висела золотая же табличка с темными выгравированными буквами на ней: «Игнатий Этерий совершает переход». И подписью: даты «перехода» и создания данного образца искусства, с чьим-то авторством.