Но был у Николая Александровича и образ, давно сложившийся в голове и потому знакомый до мельчайших черточек. Это неунывающий храбрый солдат Василий Теркин, прошедший всю войну и в конце концов одержавший верх над самой смертью. Образ, особенно близкий артисту. О нем Николай Александрович мог рассказывать часами. Он по-прежнему оставался солдатом, верно служившим своему делу.
С кино у Боярского взаимная любовь сложилась не сразу. Еще будучи ребенком он мечтал о шапке-невидимке, чтобы беспрепятственно проходить на взрослые киносеансы. Иначе не получалось - и на "цыпочки" перед контролерами вставал, и карликом притворялся... Помогли рассказы Зощенко. Юный Коля читал их перед родственниками и знакомыми, и однажды среди его слушателей оказался директор кинотеатра "Пикадилли". С тех пор мальчик ходил бесплатно на любую картину в любое время. Зато появилась другая мечта - увидеть себя на экране. И в 1936 году она осуществилась. На Волге в Кинешме Яков Протазанов снимал "Бесприданницу". Весь городок жил киносъемками, и вокруг съемочных площадок, естественно, без конца слонялись мальчишки. Там-то и приглянулся "киношникам" будущий народный артист. Снимали сцену, в которой пьяные купцы на палубе парохода играют в кегли арбузами и бутылками. Боярский "играл" десятилетнего мальчишку - пугался дебоширов и убегал за ручку с мамой в трюм парохода... Вот и вся роль. Но мальчик так старался, что заслужил похвалу великого режиссера.
Следующее появление Николая Боярского на экране состоялось лишь через 20 лет. Все эти годы он безуспешно пытался пробиться в кино, но его не брали категорически - и лицо-де у него не киногеничное, и нос-то кривой, и глаза невыразительные, и улыбка неестественная. Когда в 57-м году "Ленфильм" решил снять на пленку спектакль Театра Комиссаржевской "Дон Сезар де Базан", режиссер решил заменить исполнителя роли короля Испании Карла II Николая Боярского на какого-нибудь другого артиста, но театр на это не пошел. Так актер дебютировал в кино уже профессионально. Вновь наступил "мертвый сезон". Боярский поставил на своей кинокарьере крест и на все вызовы киношников для знакомства не откликался. И вот лет через восемь его буквально за уши вытащил на киноэкран Павел Кадочников. Он снимал фильм "Музыканты одного полка" и пригласил Николая Александровича без проб на одну из центральных ролей - адъютанта этого самого полка. Роль удалась. Хвалил режиссер, аплодировали на премьере коллеги, зрители до сих пор вспоминают сцену, когда напрочь лишенный слуха адъютант дирижирует непослушным оркестром. С выходом "Музыкантов одного полка" неожиданно открыли, что Боярский - на редкость артистичен, фото- и киногеничен, и нос как нос, и вообще он просто создан для кинематографа. Началась целая серия киноролей: советник в "Снежной королеве", Зиновий Борисович в "Катерине Измайловой", Петушков в "Живом трупе", администратор в "Пяти днях отдыха", Кощей в "Новогодних приключениях Маши и Вити", эпизоды, телеспектакли, среди которых "12 стульев", где он великолепно сыграл Кису Воробьянинова. Но, безусловно, наибольшую популярность принес Николаю Боярскому, да и всем исполнителям главных ролей, фильм Михаила Швейцера "Золотой теленок". Творчество Ильфа и Петрова будто не хотело отпускать "своего" актера: в театре им был сыгран Васисуалий Лоханкин, на телевидении - Воробьянинов, а в кино - вот, Адам Козлевич. Хозяин "Антилопы" в исполнении Боярского был смешным и несчастным, нелепым и добрым одновременно. Сцена встречи Козлевича с Остапом-миллионером чрезвычайно трогательна. В ней Николай Александрович продемонстрировал мастерство не только комедийного актера, ему были подвластны очень многие краски. "Лирический комик" - так окрестили его творческую суть ленинградские театральные критики.
Он и человеком был "с двойным дном". На поверку - все легко, весело, с юмором. Даже когда был уже тяжело болен. Рак горла и легких, потеря голоса не позволили ему работать в театре. Когда друзья приходили его навещать (а навещать ракового больного очень тяжело), то сами уходили веселые и окрыленные - он вкладывал в них заряд надежды и радости, и в итоге они жаловались ему на свои проблемы и беды. Люди любили Николая Александровича за его мягкость, доброту, юмор. В глубине же он размышлял о жизни, о бытие, со временем стал религиозным человеком - в молодости это не так проявлялось, а под конец жизни он часто начал ходить в церковь. Об этом знала только дочь. Он вообще не афишировал свои поступки, свою жизнь. Никогда от него нельзя было услышать что-то типа: "Ну давайте я вам расскажу о войне..." Мало кому удавалось разговорить его на эту тему, а если и удавалось, то рассказы эти носили легкий, "юморной" характер. И ордена он не носил, хотя было чем похвастать: два ордена Славы и орден Красной Звезды, не говоря о медалях. Надевалось это все только в День Победы - святой для всех фронтовиков праздник. У Боярского был один выходной костюм и один старенький пиджак - на нем не жалко было просверлить дырочки для наград, вот его-то и надевал раз в году Николай Александрович.
У Лидии Петровны тоже были военные награды, но уж если муж мало говорил о своем военном прошлом, то она и подавно. У них и без того было немало тем для разговоров - по вечерам, вернувшись со спектаклей каждый из своего театра, они часами, а иногда и до утра, говорили на кухне. Когда выяснилось, что Николай Александрович неизлечимо болен, Лидия Петровна сказала: "Если Коля умрет, я жить не буду". Судьба распорядилась иначе. Она умерла раньше...
В воспоминаниях о родителях Екатерина Боярская писала: "Я не помню, чтобы папа хоть раз повысил голос или нахмурил брови. Мама повышала, но говорила потом, что это он у нее такой "поставленный". Еще вспоминается их абсолютная непрактичность, неприспособленность к жизни. Уже став народными артистами, они несколько раз пытались улучшить наши, как говорится, жилищные условия. Мы честно три раза переезжали с квартиры на квартиру, каждый раз умудряясь оказаться в более худшей. Иногда могли махнуть на дачу на такси, и в то же время мама часами поднимала крючком стрелки на капроновых чулках. Никто, наверное, так не радовался гостям, как они. Иногда замерзший постовой сидел на кухне рядом с великими артистами, даже не подозревая об этом. Всегда в доме было весело и многолюдно..."