Я не знаю, что это за болезнь. Я участковый педиатр и военврач, а не эпидемиолог. По симптоматике эту инфекцию я бы, пожалуй, отнёс к геморрагическим лихорадкам. Начинаясь как обычная вирусная инфекция — повышение температуры, слабость, мышечные и суставные боли, ангинозные симптомы, — на пятый-седьмой день она переходила в стадию обострения со рвотой и диареей, за которыми начинались признаки развития внутренних кровотечений. Гематомы, кровоизлияния и самое впечатляющее — кровь из всех отверстий тела, включая слизистые глаз. Смерть наступает, как правило, через неделю-две после появления первых симптомов вследствие гиповолемического шока. Это немного напоминает Эболу, но, насколько я помню, та не передаётся воздушно-капельным путём, а Кровавая Погибель — запросто.
Мы всё же пытались что-то сделать. Мобилизовав оставшиеся у нас управляемые вооружённые формирования — в основном, это моя графская гвардия и «команчи» Портка, — старались установить карантинные кордоны, чтобы не пустить болезнь хотя бы в центральную часть страны — но тщетно. У нас не хватало сил перекрыть все дороги и задержать людей, бегущих от эпидемии целыми посёлками. Мы не стеснялись в средствах, используя огнемёты и последние запасы боевых газов. Мы творили чудовищный беспредел, и руки наши были по локоть в крови невинных, но волновало меня только одно — мы не справлялись.
Когда Кровавая Погибель пришла в столицу, я, не слушая ничьих возражений, погрузил семью в бронепоезд и погнал его в графство. Боюсь, тогда я действительно «узурпировал власть», потому что ослушался повеления Императрицы, которая собиралась остаться на мостике тонущего корабля под названием «Меровия». У неё не получилось, так что я фактически похитил действующего монарха.
Впрочем, всем было плевать. Столица пребывала в панике и ужасе, в окрестностях полыхали «чумные бунты» потерявших надежду людей, аристократы либо закатывали «последние пиры», на которых принимали яд, либо пытались прорваться в загородные поместья, надеясь там отсидеться. Может быть, кому-то из них это даже удалось, но я сомневаюсь. Даже на бронепоезде было не просто: давно не пополнявшийся боезапас таял на глазах, а пулемёты перегревались, потому что люди, поняв, что обречены на смерть, не боялись уже ничего. Но мы добрались.
* * *
Графство Морикарское оставалось на тот момент почти единственным организованным анклавом по эту сторону гор — моя личная гвардия и лояльное население удерживали небольшую область от хаоса. Впрочем, было понятно, что это ненадолго — стоит появиться первым заболевшим, и всё развалится. Пока нас спасало то, что графство отделено от остальной страны густым лесом, через который идут всего две дороги. Их было реально перекрыть, и мы это сделали. Через кордоны не пропускали никого ни под каким предлогом, а в непонимающих стреляли на поражение. Но я не сомневался, что «преимущество леса» работает в обе стороны — отловить тех, кто рискнёт пробираться глухими чащобами, нереально, а волкам всех не сожрать.
Население свято верило в своего графа, и я сделал для них то немногое, что мог — организовал эвакуацию на Юг. Там пока не было вспышек Кровавой Погибели — от заражённых колоний Киндура и Багратии нас отделяла саванна, которую трудно пересечь и в которой почти невозможно укрыться, а летучие конные патрули расстреливали издали любого, кто пытался. Решительный Порток пресёк всё сообщение с Нарнией, потому что торговый порт Кэр-Паравэль уберечь от эпидемии было невозможно. Забрав всех, кто ему дорог, он откочевал в Форт Док — самое первое наше поселение на Юге, стоящее у самого тоннеля и разросшееся к этому времени в немалый город. Его личная харизма пока что успешно противостояла влиянию коллапса, поэтому «нарнийские команчи» оставались самым боеспособным подразделением на континенте. Уходя, он снял рельсы с железки и оставил заслон на реке и топил из пушек любой пароход, идущий вверх по течению. У нас были неплохие шансы сберечь хоть что-то. В конце концов, Берконес же пережил свой коллапс? Да, с оставшись с голым чёрным задом, но прошло время — и там новая прекрасная жизнь. Может быть, здесь мы начнём её сами.
* * *
Я смотрю, как грузятся в поезд жители графства — с семьями, пожитками, кошками и собаками. Скотину я брать запретил, после гражданской войны её и на той стороне до чёрта, ухаживать некому.