* * *
Мой бронепоезд примчался в Каир на исходе второго дня, но сидящие на жаре в переполненном помещении ратуши дети и женщины уже на грани смерти от обезвоживания. Кормить и поить заложников захватчики не озаботились — их самих слишком мало для этого. Так что первое, что я сказал, было:
— Освободите заложников.
— Нет, — ответил мне предводитель киндурцев, пожилой офицер с безумными глазами. — Сначала лекарство. Мои люди не могут ждать, некоторые из них больны.
— Вы притащили сюда Кровавую Погибель? — спросил я, рефлекторно отступая на шаг назад.
На мне тканевая маска и закрытые очки, но это слабая защита от вируса.
— У нас нет выбора. Без лекарства мы умрём.
— Лекарства не существует.
— Я вам не верю.
— Ничего не могу с этим поделать.
— Тогда заложники умрут. Мы-то умрём в любом случае, но их гибель будет на вашей совести, граф.
— То есть убьёте их вы, но совесть при этом будет моя? — уточнил я.
— Вы можете их спасти, дав нам лекарство.
— Его нет.
— Значит, умрут все.
— Значит, так тому и быть, — сказал я и выстрелил ему в грудь из пистолета, который сжимал в просторном кармане сюртука.
До того, как головорезы Портка обезвредили стрелков, киндурцы успели выпустить две очереди по заложникам и три пули мне в бронежилет. В игру «Отвлеки противника и подкрадись сзади» могут играть все участники, верно? Я знал, что мы не договоримся, — коллапс же. Рациональное сейчас в людях, мягко говоря, не доминирует.
— В ратуше восемь убитых, из них трое дети, — сказал Порток, помогая мне подняться с земли. — Ещё четверо раненых, скорее всего, выживут. Вооружённых киндурцев мы завалили всех, но их семьи… Они вон там, в особняке мэра разместились. Восемнадцать женщин, четырнадцать детей разного возраста и пола. Некоторые больны, остальные… Ну, сам понимаешь.
— Их придётся убить, — сказал я, морщась и растирая грудь.
В старый броник напиханы дополнительные стальные пластины, так что рёбра в этот раз, похоже, уцелели. Но всё равно чертовски больно.
— Женщин и детей, — констатировал Порток.
— Женщин и детей, — подтвердил я. — Не мы это начали.
— Когда это кончится, хотел бы я знать? — мрачно спросил он.
Но у меня нет ответа.
— Только не здесь, не у всех на виду, — попросил его я. — Вывезите за город, скажите, что в карантин. Громко скажите, чтобы наши тоже слышали. Они все заражены, Порток, ты же знаешь. Контагиозность у Красной Погибели жуткая. Тридцать два человека, по статистике могут выжить трое.
— Или не выжить.
— Или не выжить, — повторил я. — Мы не будем рисковать городом ради этих троих. Твои смогут?
— Сам займусь. Моя совесть чернее уже не станет.
В Каир вошли карантинные части. Солдаты в защитных костюмах и противогазах перекрыли выезды из города, заблокировали вокзал и выставили патрули на улицах. Они будут каждый день обходить дома, выявляя возможных заболевших. Больных, их сожителей и соседей, а также всех, кто мог вступить с ними в контакт, будут забирать и вывозить в палаточный лагерь за городом, где они, скорее всего, умрут. Это будет продолжаться ещё месяц после последнего заболевшего, и только тогда город будет открыт. Солдаты карантинной службы в том же положении — они не вернутся в свои части до тех пор, пока не пройдёт месяц с последнего случая заболевания. При некотором везении это позволит спасти часть населения города. В худшем случае Каир вымрет весь, но инфекция не пойдёт дальше, потому что конные рейнджеры будут убивать каждого, кто попытается его покинуть. Это и есть то самое «лекарство графа Морикарского», которое так хотели получить киндурцы. Может, оно и «хуже болезни», но другого у меня нет.