— Я... Я был так чертовски зол на него, когда подошел к нему, он толкнул меня, разбив мне лицо, сломав мой нос. Я знал, что у него есть глок в его комнате, я знал где, так что, когда он схватил мою маму за шею, я побежал в его комнату и вернулся с пистолетом. Я направил его прямо на этого ублюдка, но я... я... черт.
С дрожащими губами, я тихо спрашиваю:
— Ты... промахнулся, не так ли?
Плотно закрыв глаза, он кивает головой.
— О, Боже мой, мне так жаль, Джерон.
— После того, как я понял, что убил свою маму, — он говорил разбитым голосом, — я продолжал стрелять, пока смотрел на это, стреляя в его череп. Я повернул пистолет на себя, он был пустым, после того, что сделал, он только щелкал. Он был пуст.
Моя трясущаяся рука поднимается вверх, чтобы прикрыть мой рот, отчаянно пытаясь закрыть мой вскрик вызванный шоком. Все, что он говорит, кажется неправдоподобным. Как это могло случиться? Как это могло быть в его жизни? У меня было свое дерьмо, но это... это намного хуже всего, что я пережила. Теперь я точно вижу, почему он думает, что я не смогу смотреть на него, я не только смотрю на Джерона как на своего спасителя, сейчас я смотрю на него также с печалью. Бедный, милый Джерон. Он не заслуживает этого.
Когда тишина вокруг нас становится оглушительной, я, наконец, нахожу в себе силы, чтобы заговорить снова.
— Мне так жаль, Джерон. Мне так жаль, что ты прошел через это.
Я хочу добавить, что я благодарна, что пуль больше не осталось, но я боюсь расстроить его, так что вместо этого я повторяю это в своей голове, снова и снова.
Сидя рядом, он вытирает текущие вниз по его лицу слезы, пытаясь заставить их исчезнуть.
— Где-то во всей этой суете, вероятно, когда я схватил его, я как-то сломал одно из своих ребер. Пока я был в больнице, они нашли ее.
— Кто... нашел... что?
— Реальную причину, по которой ты будешь ненавидеть меня.
В это время он смотрит меня, так как видит. Он хочет видеть мою реакцию. Он честно обеспокоен тем, что я подумаю. Я не знаю, как сильно ужасна эта история, но я знаю, что то, что он сказал мне, далеко не конец этого.
— Нашли... что? — повторяю я, мой голос прямой, но я чувствую, как все внутри меня рушится.
— Костные метастазы.
— Это...
— Рак.
Я смотрю на Джерона так же, как он смотрит на меня, с отчаянием, горем. Я жду, что он скажет, что он проходит химиотерапию, или уже прошел, и что все прошло.
Но он не делает этого.
— Как давно это было? — спрашиваю я, не знаю, действительно ли я хочу знать ответ, или нет.
— Пять месяцев назад.
— Поэтому ты живешь с отцом?
Может быть, он оставался в Чикаго, пока это все пройдет, затем приехал в Небраску, чтобы закончить испытательный срок. Это должно быть ответом. Он должен сказать не это. Я не могу слышать ничего больше, кроме этого.
— Нет, — говорит он.
Это хорошо? Я не могу понять этого по нему. Я не знаю, что происходит. Он должен объяснить это, но мне страшно спрашивать. Он должен знать это, потому что после нескольких секунд, он, наконец, говорит мне, что я не хочу слышать.
— Я подписал отказ, что они не будут лечить меня. Я должен был сесть в тюрьму, но они послали меня жить к отцу на мой испытательный срок
— Так что, у тебя все еще есть это?
Он медленно кивает.
— Это мое наказание.
— Что ты имеешь в виду? — кричу я, не желая повышать свой голос, но я не могу удержать себя от этого.
Он подходит ближе ко мне, достаточно, чтобы провести своими пальцами по моему подбородку. Его рука трясется, или это, возможно, трясусь я. Вероятно, мы оба.
— Я убил свою маму, я не достоин жить.
С дрожащими губами, я кричу:
— Но ты спас меня, Джерон! Теперь спаси себя. Пожалуйста!
Я прошу, и я буду продолжать просить, пока он не сделает правильный выбор. Умирая. Его смерть неправильная, он должен знать это. Я буду убеждать его каждую минуту каждого дня, пока он не вернется в больницу и не попросит их о помощи.
Его ладонь держит меня, поглаживая мою щеку, пытаясь согреть меня. Я не могу согреться, пока он не скажет мне, что сделает все, чтобы спасти себя.
— Слишком поздно.
— Это не слишком поздно, — я умоляю. — Ты все еще жив. Ты здесь. Это не слишком поздно.
— Это так, Равин, мне очень жаль.
Он наклоняется и прижимается своими губами к моим, но я отталкиваю его. Я не могу наслаждаться его прикосновениями прямо сейчас, я не могу позволить ему успокаивать меня – это ложь. Он постоянно заставлял меня чувствовать себя любимой, он врал мне, потому что если у него есть какие-либо чувства ко мне, он признает, что это не было слишком поздно.