Я смотрю на Джерона, полная гневом, но не на унцию во мне нет сожаления. Я никогда не буду сожалеть о влюбленности в него, но я всегда буду презирать его за предоставленную возможность. Я благодарна ему за то, что он спас меня, но это временно. Он бросит меня, и я вернусь прямо туда, где была, вероятно, даже все будет хуже, после того, что было с Кайлером.
Толкнув его в грудь еще раз, я ухожу от него. Я не знаю, куда я пойду, но я не могу быть здесь больше. Он не останавливает меня, что радует, но также от этого еще больнее. Мне нужно это время для себя, но глубоко внутри я надеялась, что он попросит остаться с ним. Я могла бы показать ему утешение, он мог бы оставить меня в покое, мы могли поговорить об этом, я могла убедить его.
Я давно поняла, что то, чего мы хотим изо всех сил, это не меняет нашу реальность. Я ненавижу это, так сильно, но не могу ничего изменить.
Глава 12
После того, как ушла от Джерона, я снова оказываюсь на карнавале. Я видела его сестру, и в момент ее разглядывания меня, она точно знала, что случилось. Она подошла, заключила меня в приветственные объятия, но не сказала ни слова. Это было то, что мне нужно. Я ходила по карнавалу с ней и ее семьей, пока солнце не село на Западе, затем мы отправились домой без Джерона.
Она пыталась подобраться к своему брату, прежде чем уехать, но не было никакого ответа. Я ненавидела оставлять его, но она заверила меня, что он вернется домой, когда будет время. Все, что я могла изображать в своей голове, было то, как он затягивает полосу кокаина или делает что-то в равной степени ужасное, только потому, что он рассказал мне об этом. Я не хотела так расстраивать его, чтобы он вернулся к ужасной привычке.
Я три часа пролежала в постели, смотря вверх на луну, немного закрытую облачным небом, дверь наконец со скрипом открывается. Я быстро сажусь на кровати, глядя на дверь. Его тень стоит передо мной, освещенная светом из коридора. Он спотыкается, опьяненный чем-то.
— Они дали мне шесть месяцев, — бормочет он. — Пять месяцев назад.
Я не говорю ничего. Здесь нечего говорить. Мой ответ будет таким же, каждый раз. Он должен попытаться получить какую-то помощь. Это не поздно, потому что он не мертв... еще. Однажды будет слишком поздно.
— Это неизлечимо, — добавляет он. — Поддающееся лечению, но неизлечимо. Я знал, что это был знак от Бога, или от кого там, кто ведет нас в этом путешествии.
Говоря сквозь густой комок в моем горле, я говорю ему:
— Пожалуйста, прекрати говорить об этом.
Я слышу его всхлипывание, но я не знаю, плачет ли он. Я так считаю.
Я плачу. Молча.
Я не могу сдержать слезы. Он разбил мое сердце сегодня. Оно будет разбиваться еще долго, после того, как он уйдет.
Натыкаясь на меня, он взбирается на край кровати, приближаясь ко мне на своих руках и коленях. Свет из коридора освещает его лицо, его глаза опухли от слез, очевидно, что он плакал. Он не перестает ползти ко мне, пока его губы не накрывают мои.
Я не уверена, должна ли я позволять ему целовать себя, но я не останавливаю его на этот раз. Он целует мня с такой страстью и яростью, что я хочу только большего. Наши слезы встречаются, скатываясь по нашим щекам, становятся едиными. Его язык ласкает мой, пока он держит меня, не давая передышки, но я не против. Я никогда не буду наслаждаться поцелуем на этой планете, не в оставшейся части жизни. Это Джерон. Он мой, неважно насколько долго или коротко он в моей жизни.
Я не могу сопротивляться ему. Я уже пристрастилась. Его прикосновения не такие как у кого-либо.
Без него я не могу концентрироваться, я не могу дышать, я не могу жить. Он мой жизненный путь.
Его тело прижимает мое еще сильнее. Его губы отделяются от меня на мгновение, прежде чем он начинает целовать мою кожу, целовать мои слезы, мою шею, пока он не достигает моего уха. Затем он шепчет, как никогда мягко:
— У меня много сожалений в моей жизни, но мое самое большое, что я не встретил тебя раньше в своей жизни.
Я не могу найти подходящего ответа, так что ничего не говорю. Мне не нужно делать этого, потому что, когда он снова смотрит на меня с огромнейшей любовью в своих глазах, я знаю, что он чувствует то же самое. Мы связаны нашими душами.
— Я должен никогда не позволить тебе пасть со мной, — шепчет он, еще раз целуя меня. — Но я не могу представить еще чью-то любовь.
Обнимая его за шею, я тяну его вниз к себе, снова соединяя наши губы. Его поцелуй соленый и сухой, но это чертовски лучший поцелуй, который можно представить.