— Тут тебе, Николай Егорович, не коров лечить да поросят кастрировать, — улыбаясь и продолжая стрелять по фашистам, бросил своему земляку Заварзаев. Ему было сорок один, а Давыдкин — на несколько лет моложе.
— Думаю, Иван Иванович, печь булки в пекарне намного легче, — засмеялся Давыдкин. — Я четверых фашистов уже поклал, а ты?
— Трепаться-то брось ты, Николай, — взглянул на земляка Заварзаев.
— Ей-богу, не лгу нисколечко, — внимательно следя за двумя крайними сараями, ответил Давыдкин.
Два земляка из Мордовии — ветфельдшер Давыдкин и пекарь Заварзаев — были неразлучными друзьями.
Снова застучали противотанковые ружья, левый сарай почти развалился. Тут же два фашиста выбежали из него и, преследуемые огнем автоматчиков, бросились в колодец, что находился в огороде.
— А-а-а, гадюки! Как пули — в колодец, должно быть, засохший. Не выпущу их теперь оттуда, — засмеялся подползший командир отделения Мусурман Муратов.
Выскочил другой солдат. Одним прыжком он хотел перепрыгнуть изгородь, но Заварзаев ушел дать короткую очередь — и вражеский вояка повис на штакетнике.
— Ай да молодец, земляк! — подбадривал Давыдкин.
Бой за село становился ожесточеннее с каждой минутой. Комбату Платицыну хотелось самому вырваться вперед и сражаться вместе с другими, но он прекрасно понимал, что успех батальона заключается не в том, сколько уничтожил противника лично он, а, прежде всего, в разумном использовании огневой мощи всех танков батальона. Поэтому, ведя огонь по противнику, он строго следил за действиями каждого экипажа. Непрерывно держа с ними связь, как бы дирижировал всем ходом боя. В необходимых случаях, показывая пример, сам вступал в бой с противником. На этот раз он заметил, что вся четырехкилометровая дорога на Видогощь забита колоннами в панике отступающего противника.
— Догнать, разгромить вражескую колонну и занять Видогощь немедленно! — приказал он по рации «легендарному-2» — Телегину.
Телегин, громивший в это время вместе с автоматчиками и бронебойщиками гитлеровцев на юго-западной окраине села, ответил:
— Понял, повернул на Видогощь.
Когда танки роты Литвинова уже разбили с десяток противотанковых и зенитных орудий (а их было там немало — батарея от батареи стояли в двухстах — трехстах метрах друг от друга), уничтожили пулеметным огнем много вражеской пехоты, комбат Платицын неожиданно заметил, что гитлеровцы открыли огонь с тыла.
Выяснилось, что по сторонам дороги на Новгород стояли три противотанковые батареи. Одну, самую ближнюю, раздавил своим танком Литвинов, а две, тщательно замаскированные в густых кустарниках (поскольку огня они по нам не открывали, так как орудия были направлены в сторону Новгорода и расчеты были на обеде), остались нами незамеченными. Теперь, повернув орудия в сторону села, они открыли огонь по нашим танкам с тыла.
— Литвинов, Литвинов! Сзади тебя появились две батареи, накрой левую, а правой займусь я, — радировал комбат ротному.
Литвинов передал комбату:
— Понял, атакую!
Майор Платицын с дистанции не более шестисот метров начал расстреливать батарею. Орудия друг от друга стояли близко. Гитлеровцам вести огонь по танку комбата было неудобно — требовалось разворачивать орудия.
Приняв радиограмму, Литвинов не стал посылать для уничтожения батареи фашистов другой танк, так как сам был ближе всех к ней и вражеские орудия сильно палили по нему. Он вырвался на окраину села и, несколько продвинувшись вперед, повернул в сторону Веронды, затем открыл огонь по вражеским орудиям. Так началась дуэль одного нашего танка с четырьмя орудиями противника. На танк посыпались снаряды. Один из них, выдрав кусок брони, срикошетил. Ротный бил снайперски, разворотил подряд два орудия. Взял на прицел третье. Только успел произвести два выстрела, как сильный удар потряс машину. Едва удержался на сиденье. Одновременно два попадания — в мотор и башню. Башня моментально наполнилась дымом, осветительный плафон погас. Застонали раненые.
— Тонанов! Продвинь к правому кустарнику, — скомандовал Литвинов механику-водителю, не отрываясь от налобника прицела.
Но парторг роты Тонанов, опустив пробитую осколком голову, молча сидел на своем месте. Тупая боль растеклась по его телу. Команду ротного он слышал, но не соображал, кому она и к чему…
— Мы с механиком ранены, — доложил старший лейтенант Иван Пугач.