Неравный бой продолжался более суток. Силы у нас были на исходе. Боеприпасов почти не осталась. Танкистам приходилось делиться снарядами. Подошедшие части мощным огнем артиллерии и танков остановили наседавшего противника и вынудили его отступить с большими для него потерями.
Глава II
ЗА КРАЙ ПОЛЯРНОГО СИЯНИЯ
О людях, оживляющих танки. — Начало штурма. — Что ни шаг — то мина. — Уома — Питкяранта — Ухта. — За край полярного сияния.
Наша танковая бригада после изнурительных боев в пригороде Новгорода, Сутоках, Кшентицах и 150-километрового рейда во вражеский тыл, нанесшего ему значительный урон, нуждалась в пополнении боевой техникой и личным составом. Поэтому группа офицеров, в том числе и я, отправилась в Москву на танкоремонтный завод за боевыми машинами. Старшим был капитан Урсов.
В Москву приехали во второй половине дня 13 апреля. Стоял весенний теплый солнечный день.
Жизнь в столице течет, как в мирное время: ходят трамваи, автобусы, толпы народа на улицах. Вид у горожан по сравнению с прошлым годом стал намного бодрее. Наши вооруженные силы в наступательных операциях зимой и весной 1944 года на всех фронтах одержали крупные победы.
У заводских ворот мы встретили русоволосого, одетого по-рабочему, лет сорока, усталого на вид мужчину.
— За техникой? — спросил он.
— Так точно! — ответил капитан.
Мужчина достал из кармана потрепанный блокнот.
— Полевая почта № 37212? — уточнил он.
— Так точно!
— Проходите в казарму переменного состава. Там вас ждет представитель штаба округа, — показал он нам на продолговатый желтый барак.
Чуть позже мы узнали, что это был начальник производства завода Василий Дмитриевич Страмнов. Он оказался очень требовательным, способным организатором и отлично знающим бронетанковую технику человеком.
Чтобы попасть в казарму, надо было пройти почти всю территорию завода. Нетрудно было понять, что работа тут кипит: шум станков, скрежет кранов, стук молота, рев моторов. Одни танки после ремонта сходят с конвейера, другие — возвращаются после испытаний. Вид у каждого рабочего усталый, осунувшийся, серьезный.
Мы остановились возле ожидающих ремонта поврежденных машин.
— Обратите внимание на башни. Истыканы десятками снарядов, а пробоин почти нет, — проговорил капитан Урсов.
— Факт, наша броня намного крепче гитлеровской, — заметил я.
— Это верно, — согласились все.
Неподалеку была свалка разбитых желто-полосатых немецких танков. Туда мы не стали заходить — насмотрелись досыта на фронте.
В казарме двумя шеренгами стояли только что прибывшие экипажи. Их инструктировал майор в ладно сшитой, стального цвета шинели.
— Самое главное для механиков-водителей — эксплуатация и уход за техникой! Возьмите себе в привычку: прежде чем сесть за рычаги, обязательно осмотрите машину. Независимо от обстановки постарайтесь найти для этого время, — твердил майор.
Мне показался очень знакомым его голос. Вспомнить не успел: нас вызвал офицер отдела кадров Московского военного округа. Побеседовав с некоторыми офицерами, спросил у меня:
— У вас глаза целы? — при этом внимательно разглядывал мое лицо со следами ранения.
— Зрение нормальное, — ответил я ему.
— А ну, прочтите сообщение Совинформбюро, — предложил мне подполковник.
Я прочел как полагается. Потом кадровик сказал:
— Предлагаю вам, товарищ Семенов, остаться в Москве на этом заводе. Выбирайте любую должность взводного: танкоремонтного, демонтажного, автотракторного…
«Наша армия наступает на всех фронтах, а я должен сидеть в Москве», — мелькнула мысль, и я наотрез отказался. Только отошел от кадровика — слышу:
— Здравствуй, Коля! Боевой друг по защите Ленинграда. Полагаю, приехал за машиной с экипажем. Выбирай любой. Экипаж — ребята, что надо! — улыбаясь, толкнул меня в плечо подошедший сзади майор.
Поправив сдвинутую пилотку, поднял голову и вижу: передо мной стоит бывший наш помпотех батальона майор Иван Макарович Голушко. После блокадного пайка заметно поправился.
— Отойдем в сторону, присядем и поговорим. Тороплюсь. К концу рабочего дня надо явиться к начальнику штаба Бронетанковых войск, понятно? — Когда майор расстегнул шинель, на его гимнастерке блестели три ордена.
— Понятно, понятно…