Чубака внезапно остановился, наклонился, ухватился за зеленый стебель степного бурьяна, вырвал растение из земли с корнем, бросил его перед собой. Это было сигналом к началу работы.
Присев на пятачке с буйной растительностью, Андрей достал из кармана узкий обломок стекла с залитым расплавленным пластиком основанием. Ухватив пучок травы, он этим примитивным ножом подрезал ее у корней, сложил в кучку. Против подобных орудий труда аборигены не возражали, хотя за найденный кусок металла могли жестоко отлупить древками дротиков и секир.
Теперь весь день люди будут резать траву своими убогими орудиями. Когда наберется приличный стожок, Андрей потащит его к общей куче, расположение которой указал Чубака. Когда возле главного надсмотрщика наберется приличная копна, дистрофики начнут перетаскивать добычу в поселок — для этого они прихватили огромные кожаные мешки. Производительность труда здесь удручающая — много травы не набрать. Почти вся добыча уходит в пирамиду, оставшегося топлива едва хватает, чтобы накипятить немного воды для питья. Даже «халву» частенько едят недоваренную, или вообще замоченную.
Пару раз в месяц в степь уходит отряд из десятков аборигенов и пленников. Они отправляются далеко на запад, путь занимает несколько часов. Там, добравшись до глубокой балки, рубят кусты и даже мелкие деревца, назад тащат вязанки отменного хвороста. Это топливо складывают в отдельный сарай и обычно используют лишь зимой, для обогрева жилищ пленников и аборигенов. Нельзя сказать, что в развалюхах становится гораздо теплее от скудно снабжаемого очага, но хоть веселее, да и запах дыма перебивает тяжелую вонь от немытых тел. Людям, попавшим в такую «экспедицию» дико завидовали. Там, на дне балки, можно было напиться вволю из ручья — вода чистейшая и холодная. Там же, бывало, попадались сочные стебли дикого лука, а в начале лета можно собирать крупную землянику. Осенью терпкий терн, боярышник, барбарис, шиповник, сладкая или горькая рябина, бузина, бывало и орехи попадались. Охрана, конечно, не даст наесться вволю, но хоть что-то перепадает.
От гастрономических воспоминаний рот начал наполняться слюной. Проклятье, что ж ему сегодня так жрать хочется?! Вроде пайку себе неслабую урвал, да и позавтракали буквально только что — сыт вроде бы… Нет, именно при воспоминаниях о ягодах желудок рыдать начинает. Видимо витаминов не хватает… Плохо, что Чубака народ на горке поставил, в низине, бывает, щавель попадается, пожевать хоть можно.
Монотонная работа не мешала погружаться в мир воспоминаний, но при этом Андрей из реальности не выпадал — за обстановкой следил внимательно и сразу расслышал шипящий, зловещий звук, накатывающийся от поселка. Не вставая, обернулся, увидел, что основание западной половины пирамиды утонуло в клубах пара, струями вырывающихся из ее основания.
Вот и накликал — о таком не зря, наверное, люди предпочитают помалкивать. Выходит, и думать про это тоже чревато неприятностями. Стоило только о нем подумать, и вот он — приветствуйте.
Привет, запуск.
Глава 2
Рейка послушно вошла в паз. Слишком свободно — это нехорошо. Должна с натугой заходить — под аккуратными ударами киянки, тогда крепче держаться будет — не рассчитал немного. Пилу потоньше надо — вечно лишнее прихватывает. Ну уж какая есть — инструментов сейчас хватает, не первый год уже здесь, но до земных им зачастую далековато. Ну и ладно — он делает полку для кухонной утвари, ей слона выдерживать не надо, так что зазоры вполне допустимы. Да и гвоздей у него полный туесок, всех размеров. Можно не экономить — в центре катастрофы стальной проволоки хватит планету по экватору обернуть, а уж сколько из нее гвоздей можно нарубить, страшно подумать. Да и свою подходящую проволоку кузнецы рано или поздно тянуть научатся в массовом порядке. Штамповку уже давно освоили, так что в таких несложных предметах как гвоздь недостатка никогда не будет.
Олег не спеша выбрал короткий гвоздик, приставил к рейке, размахнулся молотком. В этот миг дверь избы резко распахнулась. Если бы Олег не стал суетиться, все бы обошлось, но он отвлекся, дернулся, попытался остановить полет инструмента, но не успел — огрел себя по кончику большого пальца.
Пацан, выросший на пороге избы, звонко выкрикнул:
— Вам там новые камни привезли!
Олегу пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы не нагрузить уши мальца набором слов, произношение которых при детях не рекомендуется. Разрядился вполне безобидно:
— Уф!!! Шшшшшшшш!!! Ах ты!!! А стучаться кто будет?! Пушкин, что ли?!
— Так я думал, что вы не услышите! Вы ведь с утра тут гвозди забиваете. И вообще, я спешил очень вам все рассказать!
— Что за камни?
— С севера лодка пришла, из Измаила.
— Ясно. От Монаха значит. Новые гостинцы передал…
— Можно я сам сперва камни посмотрю?
— Мал еще.
— Я же хорошо запоминаю! Вы же сами это говорили!
— Вот когда не хуже чем я начнешь разбираться, тогда, может быть, подумаю. Вас я учу пока определять на глаз самые простые минералы, которые трудно перепутать с чем-либо другим. Но это, считай, детский сад. Большинство минералов и пород определяются по совокупности признаков. Вот, сейчас покажу…
Олег поднялся, пошарил на полке с образцами, выбрал парочку, протянул пацаненку.
— Что это, по-твоему, за минералы?
— Вы меня обмануть хотите! Это ведь один и тот же минерал! Это гематит, у нас из него железо выплавляли раньше, до того как центр катастрофы нашли. Да и сейчас немного плавят.
— Ты ошибаешься. Вот это действительно гематита штуф, а вот это галька магнетита. Тоже железная руда, но минерал другой, и происхождение у него другое.
— Так ведь они похожи очень! Как я могу отличить?
— Легко. Смотри.
Олег достал с полки плоскую плитку светлого песчаника, с силой провел по нему куском гематита.
— Видишь? Рисует красную черту.
— Ага. Сам черный, а рисует красным.
— А вот еще смотри.
Олег приблизил магнетитовую гальку к гвоздику на полу, тот охотно покатился к камню.
— Видишь? Магнитные свойства хорошо проявляются. Вот это еще один дополнительный признак. И таких признаков множество — их набор присущ каждому минералу. Вас я этому научу, только не все сразу. Вы пока только азы получать начали, а ты уже решил, что стал в нашем деле профессором. Нездоровый у тебя энтузиазм. Вот полезешь сейчас без меня в принесенных образцах копаться, и от суеты своей перепутаешь прилагающиеся к ним таблички. И все — образец станет бесполезным. Люди повсюду собирают необычные камни, — так приказал им Монах. К каждому камню привязывается табличка из коры, на ней пишется место находки, имя и фамилия того, кто нашел. Образцы собираются в ящики, когда их накапливается много, везут ко мне. Здесь я все изучаю, и если нахожу полезный, пишу письмо северянам, описываю им свои соображения, и вкладываю табличку. Какой смысл будет во всей этой работе множества людей, если таблички ты перепутаешь? Да никакого. А вдруг там попадется ценная руда? Мы и знать не будем, откуда она. А все из-за того, что кто-то был настолько тороплив, что ему даже в дверь постучаться некогда. Беги давай — без вас я ящики раскрывать не буду.
— Так ведь лодка уйдет, — они вроде бы ночевать у нас не собираются. Выгрузили свои камни и смолу, а теперь загружаются железом. Спешат. Вы до их отхода можете не успеть все рассмотреть.
— А я и не спешу. Северяне здесь часто бывают, да и наши к ним постоянно ходят — письмо отправлю без проблем. Камни спешки не терпят — их жизнь вечность, так что денек-другой подождут. Беги уж, чудик, не переживай, без тебя не начну.
Малец, наконец, исчез. Олег вздохнул с облегчением. Идея с обучением детей и подростков была, разумеется, ценной, с прицелом на далекую перспективу, вот только педагогическим талантом наделены не все. У Олега он напрочь отсутствовал, а за последнюю неделю он и вовсе аллергию на недорослей заработал. Проще с хайтами рубиться, чем этих короедов чему-то научить. Учится или не желают, или проявляют при этом какой-то нездоровый энтузиазм — липнут к учителям будто репей, днем покоя вообще не дают. Учитывая, что жена вчера намекнула на вероятное пополнение семейства, и ночью покоя скоро не будет.