– Поздно ты, Анечка, обратилась. Получше бы что-то подыскали, а то же совсем ничего, только так. Остальное еще хуже, – сердечно расстраивалась тетя Наташа.
Аня не стала вдаваться в подробности, что за вакансии были замаскированы под грифом «еще хуже», и согласилась на дворника. Район ей достался для дворника подходящий – привокзальный. Сама она жила на несколько улиц выше, и ее дом привокзальным уже не считался, а считался очень даже престижным, но ночью Аня все равно слышала поезда. Видимо, город был слишком маленьким, чтобы где-то в нем можно было совсем забыть о поездах.
Аня убирала каждый день одни и те же дворы, примыкавшие к домам на Комсомольской улице. Желтые, как зубной налет, пятиэтажки первыми встречали приезжих. Со стороны улицы в них были вживлены гастроном, закусочная, автосервис, сувенирный с дымковской игрушкой, аптека, почта и даже дом фото, куда Аня носила проявлять пленку с мыльницы. Со стороны двора были разгрузочно-погрузочные зоны всего того, что было снаружи. Тут стояли огромные коричневые контейнеры для серьезного мусора, но жильцы кидали в них и несерьезный, потому что идти до них было ближе, чем до обычных мусорных баков. Женщина, проводившая инструктаж, сказала Ане гонять мусорных нарушителей «к чертовой матери», но Аня так не смогла и просто с тоской наблюдала за людским приспособленчеством.
Начинала Аня в восемь утра, когда все уже разбежались по работам, а «газели» с товаром еще не приехали. Это было самое благодатное время: тишина и покой. Даже местный бездомный, спавший у крайнего подъезда, не раздражал, а создавал уют, на какой способны только домашние коты. Аня подметала мусор и думала о том, что к концу августа запомнит лица всех жильцов, кто-то обязательно начнет с ней здороваться, она выучит всех водителей «газелей» и всех заведующих, которые выходят принимать товар, она даже будет помнить точное время, когда это происходит. Она наверняка узнает, каким местный бомж был великим художником и каким оказался ненужным человеком. Она запомнит бабулю на третьем, которая кормит на подоконнике голубей. Запомнит подростка на втором, который тайком курит в форточку. Будет знать всех продавщиц и всех проводниц. А потом встретит эти лица в парке, в автобусе, в кулинарии. Встретит обязательно, потому что их город – спичечный коробок, и, даже если ты живешь не у вокзала, ты все равно слышишь эти поезда.
В двенадцать Анин рабочий день заканчивался. К этому времени во дворе было битком машин, бомж-и-наверное-художник склонял к алкоголизму водителя «газели», который привозил лекарства в аптеку. Каждые полчаса двор засасывал в себя приехавших. Каждые полчаса – выплевывал уезжающих. Аня волочила по пыльному асфальту метлу и думала: можно ли на самом деле вырваться из этого спичечного коробка? И сколько в таком случае понадобится вагонов, чтобы влезть в поезд со всеми своими причудами?
Глава 3
Кладбище
В последнем учебном году Аня заняла парту у окна, несмотря на то что окна школы выходили на кладбище. Суд обязал губернатора установить между церковью и школой забор до начала учебного года, но вот учебный год начался, а забор как-то не состоялся. Аня ничего против кладбища не имела. Приятное место: молчаливое, упорядоченное, вневременное. Школа с ее раздутой суетой нравилась ей гораздо меньше. Впрочем, обещанный забор все равно не дотянул бы до третьего этажа школы, с которого открывался такой чудесно-откровенный вид на расчерченный по линейке могильный муравейник, похожий на опрокинутую многоэтажку, где вместо окон – зевы захоронений. Наблюдать похороны через школьное окно мало чем отличалось от просмотра телевизора без звука. Люди с рыбьими ртами издавали особенную тишину, вызывающую слуховые галлюцинации. Приходилось напрягаться, чтобы вернуть улетевший слух обратно в класс.