Первая жалоба от родителей обычно прилетала через неделю, через месяц уже весь класс писал петицию. Неустроева называли социально опасным, требовали проверки у психиатра. Слухи по периферийному Кирово-Чепецку расползались, как муравьи по сладкому пятну. О Вадичкиной матери шушукались в автобусе, на нее поглядывали в продуктовом, а потом и на работе стало душно – у одной из коллег дочь оказалась в смежном с Вадиком классе. Мать не выдержала грызущего спину осуждения, отвела сына на прием. В местной больнице развели руками – случай специфический. С себя ответственность сняли, переложили на прославленную психушку в Ганино. Скатались и туда тоже на 54-м редком автобусе. Окна в наледи, ни черта не видно, только слышно, как колеса утрамбовывают снег и как кондукторша секретничает с водителем:
– Туда-сюда возим этих вырожденцев из дурки. Сегодня выпишут, назавтра опять идут сдаваться. Они же эту жизнь не могают, понимаешь? Они одну психушку свою знают. А мы бензин жжем почем зря, катаемся. Светку вон как жалко: таскается со своим сыном-придурком туда-сюда, туда-сюда, никакой личной жизни бабе нет.
Тут мама Вадика и разрыдалась прямо в воротник дубленки то ли оттого, что ее тоже Светой звали, то ли оттого, что личной жизни у нее также не было, а сын-придурок был.
Из ганинской психиатрической снова вышли без диагноза: ни подо что из МКБ Вадим не подходил.
– Вот если бы он суицидником был – тогда всегда пожалуйста, это мы с радостью, – сообщил человек в белом халате. – Он у вас не буйный, не депрессивный. Одним словом, не наш профиль.
Справка об отсутствии диагноза удовлетворила школу, но не удовлетворила Кирово-Чепецк в целом. Мать приспустила гордость, набрала отцу Вадика в его новую жизнь – дзинь-дзинь из раненого прошлого. Заткнула в себе пробками из-под вина обиды за все измены, за все не-дома-ночи. Расплакалась, размягчилась, а не как обычно – сквозь зубы. Бывший муж оценил, согласился – вези сына, разберемся. Так Неустроев оказался с Аней за одной партой, а с ним и смерть во всех ее формах и проявлениях.
Аня присвоила дню, когда Вадик заговорил, кодовое название «Кюблер-Росс». С этого дня совершенно непонятным образом они начали сближаться, причем ни один из них не делал к этому сближению попыток, все происходило как-то само собой, как будто и вовсе без их участия. Сначала оказалось, что Вадик живет всего на два дома дальше Ани и до школы их ведет общая Чапаева. Вадим мог бы делать вид, что не замечает Аню по дороге в школу (Аня так и делала), но новый одноклассник, наоборот, кивал Ане и пристраивался рядом. Шел флегматично, молча и с какой-то рутиной в неспешной походке, словно они ходят вот так вместе уже не первый день, а то и не первый год, словно они обсудили уже все на свете и немного заскучали, словно все им друг про друга понятно до таких мелочей, что дальше некуда. Первое время Аню бросало в пот от ожидания, что Вадик начнет подступать к ней с вопросами, но этого не случилось. И совсем не потому, что Вадим стеснялся или не мог придумать, что спросить. Наоборот, он как будто знал про Аню все, как если бы ему на нее выдали досье. Он просто шел рядом, потому что это было естественно и ни по чему другому. Недели через две Аня так к этому привыкла, что, идя с Вадимом в школу, ощутила легкую, но хорошую скуку, которая появляется у людей к будничным вещам, составляющим основу жизни.
Так же незаметно и без лишних объяснений Неустроев стал занимать Ане место в столовой и брать сразу два обеда вместо одного. «А смысл стоять два раза в очереди?» Аня все ждала, что Вадим начнет что-то требовать взамен: списать домашку, одолжить денег. Почему-то Аня ждала чего-то такого, но и это не сбылось. Неустроев продолжал брать ей обеды, придерживать двери и провожать до дома, но при этом не допытывался, если Аня пропадала куда-то на целую перемену, и не спрашивал, зачем десять раз писать в тетрадке одно и то же слово. Сам Вадим на переменах читал замусоленные библиотечные книжки, и Аню, в свою очередь, не пугали их названия. Сначала «Человек после смерти», потом «О смерти и умирании», потом «Танатология», потом «Хроники Харона».
Через месяц Аня сама случайно зачиталась книгой, оставленной Вадимом на парте, а когда тот вернулся, по инерции спросила: «Они в итоге поняли, что не так с этим Бермудским треугольником?» В тот же день по дороге домой Вадим увлеченно рассказывал, как неподалеку от столицы Багамских островов раз за разом находили судна с поднятыми флагами, но без экипажа. И снова было ощущение, что они уже давно ведут такие разговоры после школы и в этом нет никакой новости. Как будто уже давно они не просто Аня и Вадик, а Аня-Вадик, и если этим можно кого-то удивить, то только саму Аню. От этого осознания Аня почувствовала острое желание рассказать Вадиму про все то, что творилось не в Бермудском треугольнике, а в ней самой. Вот прямо тут. В этой швами-наружу-пятиэтажке. На последнем этаже. В угловой квартире. Но Аня обещала маме держать язык за зубами.