Вещь. Я будто бы вещь.
– Дробь. – Прошептал Тинхе мне в макушку, теснее прижав к своей груди. Откинул пряди моих волос, убирая от лица. – Я не пытаюсь тебя заманить в Ось, ограничить или удержать, – продолжил говорить он, не давая сдвинуться с места.
В другом настроении я бы оценила иронию.
– Поговори со мной, Дробь. – Он провел костяшкой пальца по моей скуле, а когда отстранил на черной коже перчатки блестела влага. Я не смогла понять, откуда она взялась. – Я понимаю, что правила Лэйтарии пугают, кажутся дикими и абсурдными, но…
– Не пугают, – глухо ответила я. – Мне страшно оказаться в твоей власти. Я боюсь тебя.
- 3 - 2
Тинхе всем корпусом повернулся к постели вместе со мной, и я ощутила, как под слоем черной ткани деревенеют мышцы. Сердце мужчины билось ровно и гулко.
– Почему? – Спросил он внезапно севшим голосом. – Я вынудил тебя? Ты не хотела? Согласилась из страха?
Я в недоверии вскинула голову, заглядывая лэйтарцу в лицо. Черные брови были сведены, челюсть напряжена, губы сжаты в тонкую линию, а взгляд обращен на кровать: блуждал по подушкам, изящным складкам штор, расшитому золотыми нитями покрывалу – будто искал следы свершенного насилия.
Неужели он настолько не доверял себе, когда дело касалось меня?
– Нет, Тинхе. – Смотреть стало тяжело. Я сморгнула наплывшую пелену. – Ты прекрасно знаешь, что нет.
– Выходит, сожалеешь? – Спросил он куда спокойнее, вновь обретя привычные беспристрастные нотки, от которых воздух вокруг, казалось, просел на пару градусов. – Волшебство момента пропало, и ты поняла, какую жуткую ошибку совершила?
– Что за глупости? – мне захотелось его ударить. Влепить хорошую такую пощечину, чтоб перестал молоть чушь. – Если бы я была против или осталась недовольна, поверь, ты бы это прочувствовал достаточно хорошо, чтобы ни с чем не спутать.
Четко очерченная линия подбородка все еще была устремлена в сторону от меня, заставляя задаваться вопросом, с какой радости природа одаривает лучшим комплектом внешних данных таких самозамороченных персон.
– Тогда я не понимаю. Пару часов назад ты ничего не боялась. Наслаждалась мной, а теперь сбегаешь в слезах.
В слезах?
Я потянулась к щеке. К одной. Ко второй. Обе были мокрые. Я обеспокоенно уставилась на подушечки пальцев: в какой момент появились слезы и почему остались незамеченными?
– Я не боялась, потому что это был мой выбор с тобой переспать. Наш общий. – Утерла краем плаща глаза. – Я могла решать. Сейчас же ты отрезаешь мне все пути, ведя к тому единственному выбору, который считаешь верным. Который, может, таковым и является, но ты не даешь мне его сделать самой. Ты давно за меня все решил. Опять. – Глубоко вдохнула. На голубой ткани оставались темные пятна и почему–то все никак не заканчивались. Дурацкий плащ. – Я не настолько беспечна, как ты считаешь. Я очень хорошо помню наш разговор в Лэйтарии. Ты признался, что хочешь иметь полный контроль надо мной. Всегда. Во всем. Ты до сих пор преследуешь эту цель?
Враг умел красиво искажать истину и столь же безжалостно обнажать ее острые грани. Он мог бы соврать так, что я бы поверила, но предпочел другой вариант.
– Да. – Коротко ответил Тинхе.
Я закрыла глаза и набегающие капли слез обратились в соленые дорожки. Не подозревала раньше, что можно плакать вот так тихо и легко, без надрыва и обиды, беззвучно и неосязаемо для самой себя.
– Поэтому мне нужно все обдумать, Тинхе. Поэтому я должна уйти.
Что–то коснулось руки. Чужие пальцы аккуратно высвободили плащ из моей хватки. Маленькая прохладная вещичка с острым камушком легла в ладонь. Один за другим мужчина сложил мои пальцы обратно в кулачок и отпустил.
– Я осознаю, что это неправильно. – Произнес он четко. – И не хочу делать тебе больно. Никаким способом. – Мягкая кожа перчатки прошлась по щеке, стирая влагу. Следом меня коснулось его дыхание, его губы. – Но иногда я забываю, почему, не должен стремиться к власти над тобой, и долго не могу вспомнить. Мое очаровательное безумие. – Он сжал копну моих волос на затылке, поцелуи двинулись к виску. Порывистые. Жадные. Колкие. Остановились у мочки уха. Шепот Врага окрасил их в яркие цвета. – Поэтому я прошу принять это кольцо. Если в какой–то момент я достигну черты, если поймешь, что мое общество невыносимо, лик противен, а поступки непозволительны, на твою защиту встанет мой мир.