Я только сильнее прижала ладонь к груди.
– Другую дуру поищи.
– Чего так? – не понял нахал.
– Не буду я ничего стягивать. – Да что там стягивать, я бы, наоборот, еще плотнее в плащ закуталась бы, но не хотелось руки сковывать.
Фейврис огладил волосы вдоль виска, где была выстрижена полоска «ежика», и окинул меня насмешливым взглядом.
– Я сказал, что ты нам подходишь, а не то, что ты мне приглянулась. Заветревшаяся еда, тем более, плохо приготовленная, не вызывает у меня аппетит, даже если она хорошо сдобрена редкими специями и приправлена вином.
Неплохо загнул. Только зачем? Уязвить захотел? Да ты, прелесть моя, в женском коллективе никогда не работал, чтобы надеяться нанести моей самооценке существенный урон. У юных Избранных столько врожденной язвительности и ядовитости, что пробовать не надо, отравиться можно просто оказавшись рядом. Там даже те, кто обидеть специально не хочет, то в токсичности обвинит, то в абъюзинге, то в газлайтинге. Слова, главное, подбирают такие, что я произнести с первого раза не могу, не то что понять. Смысл уже по контексту догоняю. А кого обвиняют? Правильно, меня. Потому что Лёша милый, Клод жуткий и может услышать, а вот я – идеальна мишень – говорю точь–в–точь как мама в их детстве.
– Слушай, нарциссовый, яхонтовый или чей ты там. Я за эти дни достаточно промокла и продрогла, чтобы еще на замковой башне оголяться. Хочешь что–то там увидеть – на расстоянии проверь. Считай информацию с воздуха. Если маги так умеют, то и ты справишься. Или твоя суть недостаточно сильна? – Щека парня дернулась, я усилила напор. – Не оттого ли ты на побегушках у Алого? Он спокойно сидит в стерильном закутке, а ты прозябаешь среди васильковых и лазурных в личине медбрата. На ранки дуешь, слезки утираешь, а по ночам сбегаешь в чужой сектор, чтобы немного отдохнуть.
Глаза Фейвриса нехорошо блеснули. Опасно так. По–божественному.
– Ни у кого я не на побегушках, – процедил он, отстраняясь от зубца. – Я делаю так, как мне больше нравится. – Шаг в мою сторону. – Сказал же, показывай. Здесь твоих богов нет. Помочь некому. То, что ты нам нужна, вовсе не означает, что Отбор должен пройти для тебя гладко. Его могут начать омрачать очень неприятные для тебя события, Избранная. – Последнее слово он едва ли не выплюнул мне в лицо. – Ты не исключительная, ты очередная. И раз уж ты до сих пор не осознала всю серьезность своего будущего, скажу прямо специально для тебя. – Фейврис с силой ударил ладонями в кирпичную кладку по обе стороны от моей головы. Послышался шелест осыпающегося крошева. – Делай как тебе говорят или я лично превращу для тебя остаток Отбора в кошмар. – Более того, – сквозь бледную кожу прорезалось голубое свечение, расползающееся давящей божественной аурой. И казалось, от соприкосновения с ней в моей груди разгорается черное жгучее пламя, желающее – Ты все еще будешь проходить испытания, все еще побеждать – сущность в тебе сильна, я вижу – но каждое прожитое мгновение останется в тебе болезненным сожалением, что сегодня ты не сняла это мерзкое платье.
Тут меня немного проняло.
Что я, блин, творю? Откуда эта гордыня? Ну попросил показать дегкон, чего уперлась? Какова бы ни была сила Фейвриса, он – бог. Тут не до отстаивания чести. Разум включай. Смотри, с кем борешься. Ты хоть раз побеждала силой? Нет. Богам могут противостоять только боги, ну и иногда…
Жар в груди горел болью.
И золотом.
Ч–черт.
«Малыш, не надо.»
– Итак. – Надавил Фейврис. – Избранная, Дробь.
Я сжала одну из пуговиц так сильно, что казалось та вот–вот превратится в крошево. Пальцы не слушались. Тело, наполняемое плавящимся драгоценным металлом, протестовало каждой своей клеточкой. Магия буквально извивалась, силясь разодрать раздражающий ее дегкон, так сильно напоминающий клеймо лэй.
С трудом я расстегнула первую пуговицу. А Фейврис так и стоял, нависая надо мной, прожигая взглядом колючих глаз.
Это было лишним. Надо было его отвлечь. Сбить градус.
В голове царил полный хаос, а из доступных фраз только детская угроза «мои бог – яма и я тебя в него скину». Но это попахивало религиозными разборками, а мне как бы хватало тех, что уже есть. Поэтому я позаимствовала фразу разгневанного недобога.