«Что ж, сойдет и алая карточка. – Успела подумать я, когда кончиков носа и ушей коснулось морозное покалывание.»
Магический пресс больше не сдерживал Шарлотту. Как и ее чувства.
Воздух треснул мириадами острых игл. Застыл в легких холодными осколками. Истлевшими красками выбелил мир.
Одна карточка. Две. Три. Шарлотту не волновало их количество. У нее был свой билет на Восхождение. Она устранила соперницу. Избавилась от обидчицы.
Припав на одно колено, продолжая удерживать Виоланту, и не имея возможности ее отпустить, я проследила, как прихрамывая, но не теряя достоинства, не удостоив взглядом и не оборачиваясь, близняшка добралась до портала. Вспыхнула в ярком свете и исчезла, оставив за собой морозный сумрак и остановившееся время. По крайней мере, для меня, обнаружившей, что не могу пошевелить хоть чем-нибудь, все выглядело именно так.
Магический лед отличался от обычно также, как магический огонь от простого. Поэтому я все еще была жива, могла видеть и дышать. Я не чувствовала холода. Конечности онемели настолько, что я едва их ощущала. Лишь ноющая боль в солнечном сплетении, где Малыш отчаянно сопротивлялся постороннему вмешательству, напоминала, что у меня есть живое тело. Хотя, возможно, дело было в волшебном плаще.
Время текло и мне казалось, что там, за грохотом водопада, который я не могла видеть, урчит смертоносное пламя, оставившее поляну и теперь жадно ласкающее горные породы неприступной скалы.
Небольшой ад из возможных последствий сжал сердце, растревожив Малыша сильнее, и я поспешила отогнать их прочь.
«Не сдаваться. Не терять надежду. Не позволять сущности сомневаться во мне. Раствориться в воздухе только из–за возникшего уныния – величайший провал тайм–менеджмента. Приоритеты такие: бороться до последнего вдоха, страдать – потом (под горячим душем). Я же в двух шагах от победы, а карточка – вот она, почти под рукой.»
И я боролась.
Делала попытки пошевелиться. Взывала к Малышу. Убеждала себя, что не нахожусь в плену. Перебирала техники, которые когда–то использовала, столкнувшись с проклятьем Солярис.
Все впустую.
Корка льда, толщиной с палец, оставалась нерушима. Как и я, продолжавшая перебирать разные тактики. Если у Врага работала такая стратегия, почему бы не сработать у меня?
А потом на пелену безмолвного плена упала подрагивающая тень. Если бы я имела возможность вздрогнуть, то вздрогнула бы при виде изможденной кандидатки. Я не забыла о ней, но не думала, что она вообще способна подняться.
– Дробь. – Ниима трясущимися ладонями оперлась на меня.
Смешенное чувство гордости окутало меня, поднывая неуместными нотками зависти к чужой удаче. Смелости. Упорству. Силе воли.
Ниима выберется. Она прошла. Она, черт побери, заслужила. Только вот зря решила задержаться возле меня. Ей лучше поторопиться. Мало ли как боги захотят подхлестнуть претенденток к завершению испытания.
– Я не знаю, слышишь ли ты меня. –– Слова Ниимы донеслись глухим эхом. – Я только хотела сказать…. – Она сделала перерыв между фразами, будто желая набраться сил. Будто каждое слово требовало за свое использование выжимать вес в сто килограмм. – Я держалась только ради этого. Чтобы сказать, да. – Она тяжело сглотнула. – Ты найди меня, ладно?
Ее глаза горели лихорадочным огнем, тело тряслось и, кажется, начался бред.
Она обернулась и несколько долгих мгновений смотрела на портал. Когда я вновь смогла видеть ее лицо, на нем играла печальная улыбка приговоренного к смерти.
– Потом, когда все закончится. Аллодия. Тумань. – Прошептала она незнакомые названия. – Я тебя, конечно, не вспомню и не узнаю. Таковы правила. Но ты все равно загляни ко мне, хорошо?
Я не понимала, о чем она. Все сказанное звучало бессмыслицей и агонией разума, пока я не обратила внимание на появившееся покалывание в груди. Там, где ладони Ниимы прижимались к толще льда, что–то происходило. Он таял. Обретал иную форму. Ручейком ускользал вниз к обрыву. И чем быстрее порождение чужой магии растворялось от соприкосновения с силой Ниимы, озаренное жарким свечением, тем хуже становился вид рук кандидатки. Черная корочка медленно съедала нежную девичью кожу, отслаиваясь и обращаясь в пепел.
«Остановись!»
Мне казалось, я прокричала это так громко, что зашатались стены, но губы оставались сомкнуты.
«Хватит! Тебе больно! Я вижу, что тебе больно!»