Так же вела себя голова «с Большого Бодуна» тогда, давно, когда в больницах были лекарства, еще можно было достаточно эффективно лечить пациентов. Если чего-то, импортного, не хватало – на ухо родственникам – доставали сразу и никто из этого не делал кошмара. Попробуй сейчас узнай «страховая», что доктор Урюпин посоветовал приобрести для быстрейшего выздоровления какой-нибудь современный цераксон для любимой тещи – штраф плюс полная оплата этого же самого цераксона из своего кошелька плюс большой пистон от начальства, а начальству – дефектурку, это у них так маленькое замечание называется. Дефектурки накапливаются, собираются в тучки, кучки, начинают нервировать, а там, глядишь, сняли, как не соответствующего. Все для больного! Пациент не должен умереть в больнице! Впрочем, мысль верна – терминальный больной должен скончаться дома, в своей постели, среди родных стен и родственников. У нас почему-то заведомо умирающего больного, с четвертой клинической группой рака, раковой интоксикацией, силой тащат в стационар.
Вот! Сейчас голова мыслит уже не такими короткими фразами, и опыт появляется, и литературку почитываем, и по интернету лазим, а лекарств все меньше.
– Доктор, чем Вы меня лечите?
– Что есть – тем и лечим!
– А чего есть?
– Да ничего почти и нет, милейший.
– А как же я?
– На все Божья воля!
Двадцать первый век, век полетов в космос, на Марс, передовых военных технологий для изощренных мгновенных убийств одного и целых тысяч вражеских солдат; всяких компьютерных, генно-инженерных технологий, магнитно-резонансных томографов, эндоскопических операций, операций в условиях холодовой кардиоплегии, пересадок сердец, печени, легких, почек, яичек, ушей, грудей, пенисов, пластических операций и прочей хрени. В провинции разговор остается коротким:
– Доктор, чем же Вы меня лечите?
– Что есть – тем и лечим!
– А что есть?
– Да ничего почти и нет, уважаемый.
– Как же так?
– На все Божья воля! В храм ходите? Терпите. Тяжело в лечении…
– Легко в гробу??
– Сами сказали.
Хорошие врачи встречаются и среди провинциальных, но те, в некоем Центре, живут много лучше этих, провинциальных; они не только – хорошие, с ежегодно подтверждаемыми сертификатами, высшими категориями, но и занимающие высокие, и, порой, руководящие должности. Да и тот хочет жить лучше и лучше! Нельзя оставаться в одном и том же состоянии на протяжении череды лет, это ниже «современного человеческого достоинства», тем боле, если этот человек – врач, а врач должен расти профессионально и, тем более, в смысле благосостояния. А как расти, если утром – настолько тяжело вставать, что хочется послать все и всех подальше и спать, спать, спать… А на работе – в свободную, выкроенную для себя, любимого, минутку, лечь на диван и спать, спать, спать… Депрессия. Синдром хронической усталости. Все равно, что будет, с кем будет, как будет. Неравнодушный врач, как хорек в зимнюю спячку, становится пассивным и равнодушным, хороший врач – посредственным, посредственный – вообще никаким, никем, диспетчером, настоящим хорьком, ремесленником, в нехорошем смысле этого слова; врачу некогда быть хорошим врачом: участковый на приеме обслуживает 40–50 человек, ординатор в стационаре – 30–40. А главное, надо все записать! Посмотрел пациента – напиши, что-то сделал – напиши, а не сделал ничего (а надо было) – напиши самым подробнейшим образом! Страховые компании рыщут по всем подразделениям отечественной агонирующей медицины, выискивая многочисленные огрехи замученных врачей. Врачи страховых компаний – сами бывшие врачи, только они настолько уже не могут работать в практической медицине, что капитулировали окончательно, согласились стать «шакалами минздрава», зашибать спокойную деньгу, разгребая говно наших витруальных поликлиник и стационаров и перестали носить гордое – негордое в наше время звание врача а стали просто «экспертами». Когда-то раньше только патанатомы считались «лучшими диагностами», непогрешимыми в последней инстанции, людьми самой спокойной специальности в медицине, сейчас и их проверяют, то же высокомерное племя экспертов страховых компаний, тоже крайне спокойных и самодостаточных в своей непогрешимости. Руководящее звено, администрация, к ним не относятся – им есть что терять, среди них идет постоянная борьба за жизнь в номенклатуре, за хорошие бабки, за теплые местечки руководителей, они тоже «пилят свой местный бюджетик, оставшийся от Федерального Большого Бюджетного Дуба Больших Дядек», им как и нам – тяжело, они тоже потеют, болеют, не спят по ночам, страдают гипертонией, анорексией и булемией, когда и диареей, отрываются на домашних и подчиненных, ревут и депрессируют, да и в бутылочку заглядывают тайком. И становятся самыми настоящими главнюками, в большинстве своем. И нет мира в сонме русских врачей! Где она, профессиональная корпоративность? Где сплоченность рядов современных эскулапов? Нет корпоративности, нет сплоченности; есть нездоровая треморная конкуренция, грязные инсинуации в коллективах разных уровней, чем выше уровень – тем гнуснее да изощреннее интриги.