Дик промолчал в ответ на эти слова, стоял у окна, забранного частой решёткой, так, что Эдвард мог видеть его лицо лишь в профиль. Сосредоточенно поджатые губы, затвердевший подбородок, нахмуренный взгляд. Хорошего было мало, судя по всему.
– Эмбрион был мутантом, не способным к самостоятельной жизни. Так и происходит обычно, как мне сказали, при подобной связи. По закону, зачатие такого плода – всё равно, что преднамеренное убийство. Ты должен был понимать это... всю серьёзность... все возможные последствия...
– Но Тину я не убивал! Я её не трогал! Она ушла от меня днём, в 12.00... Она и словом не обмолвилась о беременности...
– А кто подтвердит, что вы встречались до покушения? И у самого у тебя есть алиби?
– Да ничего у меня нет! Ничего! Я всё время был один... – Эдвард глаз не сводил с лица Дика, смотрел на него с надеждой. – Ты просто скажи: ты сможешь мне помочь?
– У них на тебя немного, не паникуй раньше времени, – начал успокаивать его Дик. – Эмбрион случайно уничтожили, твоё отцовство им не доказать. Лучше будет признать вину в незаконной связи, чем судиться из-за покушения на убийство. А попытка имитации – это отягчающие обстоятельства... С таким бороться бесполезно. Тут будет один приговор – «пожизненное».
– А Тина? Она же может дать показания... Кому, как не ей, знать...
– Она сейчас в коме. Может умереть в любую минуту. И тогда на тебе будет двойное убийство...
– Не говори так, Дик, прошу тебя! Тину я бы никогда не тронул... И ребёнок этот тоже... Со своей стороны я делал всё, чтоб беременности этой не было...
Дик Торренс снова промолчал, прокручивая в голове тысячи всевозможных вариантов. Он уже прикидывал, как строить защиту, какие можно привлечь улики и чьи показания заслушать, чтоб «вытянуть» своего клиента и уменьшить сумму будущего штрафа за эту преступную связь.
– Ладно. Не будем пока дёргаться. Посмотрим, что ещё дальше будет.
______________________
Весь день для Эдварда превратился в бесконечный допрос. Из комнаты его не выпускали даже на время обеда. Тут и покормили по-простому: стакан дрянного кофе и несвежий бутерброд. Желающие поговорить с арестованным менялись один за другим, лишь он оставался на одном и том же месте.
Личевски, как был с утра, больше не вернулся. Адвокат Торренс, разъяснив ситуацию и несколько обнадёжив своим появлением и советами, сменился к концу дня на детектива Клеменс.
Пройдя вперёд, она уселась за стол, как раз напротив Эдварда, какое-то время в полном молчании разглядывала его, будто видела впервые.
– Ваш адвокат из дорогих, господин Стентон, – начала, наконец, первой. – Не думала, что медики настолько хорошо зарабатывают.
– Он – мой друг, – поправил Эдвард, наблюдая за детективом с настороженным вниманием.
При первом знакомстве, вчера, в кабинете директора Лоу, она показалась намного моложе, сейчас на лице её не было даже косметики. По опыту Эдвард знал, так люди сереют лицом только при сильной, изматывающей боли. А может, это дело привело к очередной бессонной ночи и тяжёлому дню?
– Друг – это, конечно, хорошо, а хороший друг – хорошо вдвойне. – Улыбнулась Клеменс, прокручивая в пальцах простую шариковую ручку.
Эдвард поневоле вынужден был следить за её руками, это лучше, чем изнывать под внимательным, прощупывающим взглядом. Невыносимо. Поневоле начинаешь чувствовать себя виноватым. Да и устал уже за день от стольких взглядов на себе, от повышенного внимания, от непрекращающегося интереса.
– Каждый час работы с вами идёт вашему другу в убыток. Готова поспорить, он сбежит от вас меньше, чем через неделю. Сошлётся на что-нибудь важное и бросит вас одного.
– Ричард Торренс – мой друг! – с нажимом повторил Эдвард, сам понимая, что эта женщина всего лишь испытывает его терпение.
– Конечно же, господин Стентон, но в наше время немногие могут похвастать хорошими друзьями. – Небрежным движением пальцев детектив убрала назад волосы, попадающие в глаза, подпёрла щеку так, будто ей тяжело было держать собственную голову. – У меня, как и у вас, думаю, нет желания терять время, поэтому перейдём к главному. Расскажите мне подробно о ваших отношениях с госпожой Вэлли.