Эдвард на эти слова кивнул медленно, а сам продолжал о чём-то своём думать. Перевёл глаза на Дика, произнёс как будто с некоторой неохотой, признаваясь в чём-то важном:
– Я хотел показать тебе кое-что... чтоб ты сохранил... Если со мной случится что-то, ты передашь кому-нибудь, кто разберётся. Сам я боюсь держать при себе, а ты... Ты же можешь мне помочь?
Он потянулся во внутренний карман куртки, расстегнув молнию на груди, а Дик продолжал с болью рассматривать его лицо, смотрел и никак поверить всё ещё не мог, что видит Эда своего живым, другим немного, но живым. И вроде бы, знал ведь уже со слов полицейских о том, что Эдвард спасся, и радоваться должен, видя его перед собой, но к чувству радости от этой неожиданной встречи с другом примешивалось ощущение собственной вины и растерянность.
– Я бросил тебя там... на катере. С Монксом с этим... Не думал, что задержусь так надолго. В пяти разных документах подпись поставить, ознакомиться с инструкцией и подтвердить... Я не должен был... оставлять тебя одного нельзя было, а ты...
– Я – жив, Дик, – мягко перебил Эдвард, кладя перед собой на стол сложенный планшет, хороший планшет, судя по марке и модели, и довольно дорогой. – Это главное. А сейчас... сейчас мне нужен твой совет, твоя помощь... У тебя немного времени, ты просто послушай, а подумаешь потом... подумаешь и скажешь, что можно сделать. Хорошо?
Дик кивнул, глядя с интересом на то, как друг его активирует гаджет и лёгкими касаниями пальцев открывает какие-то файлы.
– Отправляй всё сразу сюда, на мой «Мажеринг», – предложил сам, раскрывая и свой планшетник. – Так будет быстрее и проще... А что там у тебя?
– Я говорил тебе тогда... Помнишь? О том, что меня подставляет кто-то. Весь этот арест и суд – это не было ошибкой или просто совпадением... Меня нужно было исключить из состава экспертной комиссии по проверке и приёму новых препаратов. Ты же помнишь, Дик? Я рассказывал тебе как-то, когда меня включили в состав... Как это важно всё... какая ответственность большая и командировки постоянные тоже...
– Ну. – Кивнул Дик, нахмуриваясь.
Сам же он продолжал глядеть на экран «Мажеринга», просматривая полученные файлы. В одной из раскрывшихся папок была фотография какого-то молодого парня с короткой стрижкой и цепким внимательным взглядом серо-стальных глаз. Серьёзное лицо, ни тени улыбки в уголках губ.
И имя его ничего не говорило. Абсолютно. Какой-то Виктор Вастис. Явно не общий знакомый.
Дик чуть наклонил планшет в сторону Эдварда, показывая ему изображение, спросил:
– Кто он? Для чего тебе его фото? Это тот самый, что ли? Тот, который следил... Он, да?! Ты нашёл его фото! Имя! Адрес! Это, вроде, больничный лист...
– Да. Этот Вастис – бывший военный. Какая-то частная фирма... В Глобале о ней совсем немного рассказано, но, думаю, это они выращивают для своих нужд солдат, подобных Вастису. Помнишь, ты говорил: из биоматериала уже умерших доноров и с модификацией под свои запросы.
Этот Вастис был списан после ранения. Помнишь, Дик, я говорил про его правую руку... искалеченную правую руку. Он пытался пройти лечение в моей клинике, по этой травме я и вышел на него. Но видишь, – Эдвард пальцем ткнул в верхние строчки документа на экране «Мажеринга», – больничный лист не имеет индивидуального номера, он и заполнен не полностью...
– Да? – Дик нахмурился с ещё большим интересом, он и про чай забыл, и про тарелочку с горячими крошечными круассанами. – И что всё это значит?
– Значит это лишь одно, – с усмешкой продолжил Эдвард. – Никто в клинике его не брался лечить. Восстановление сухожилий, нервов и связок требует, как минимум, две операции и курс реабилитации месяца на полтора-два. Это же рука, работа тонкая... Дороже только новый биопротез. Но был бы этот Вастис государственным ветераном, лечение бы обеспечили по всем правилам не хуже госпитального. А так... Так его просто послали на все четыре стороны в направлении той самой частной фирмы «Чёрный сокол».
– А больничный лист? – Дик подбородком указал на экран перед собой.