– Слушайте, чего вы добиваетесь своими жалобами? – перебил Торренса детектив, размашисто бросая бумаги на стол перед собой.
Движение это получилось таким резким, что Дик сморгнул, чуть откачнувшись на пятках. Пластиковая спинка под пальцами его рук громко хрустнула в образовавшейся тишине. А детектив Гервин и его ранний гость какое-то время в испытывающем друг друга напряжённом молчании смотрели в глаза с легко читающимся вызовом и злостью.
Дик первым не выдержал, хорошо понимая, что его упрямство может сказаться в дальнейшем на судьбе его подзащитного и друга. Опустил глаза на карандаши и ручки в органайзере на столе и произнёс, признаваясь с явной неохотой:
– Я правды хочу, господин. Или вам привычней обращение «мистер»? Правды и справедливости для своего клиента.
– Кто же их не хочет? – Гервин с усмешкой плечами пожал. – Вы хотите разобраться, а я, по-вашему, нет?
– Ваша коллега, например, эта Лора Клеменс...
– Я – не Лора Клеменс! – громко оборвал детектив и, расстегнув пуговицы на пиджаке костюма, сел за стол на своё родное рабочее место. Здесь он чувствовал себя куда увереннее и сильнее, притом, что адвокат Торренс так и продолжал стоять, глядя на него сверху.
– Вы садитесь-садитесь, я же вам сказал: разговор у нас будет долгим. Очень долгим...
– Вы допросили Монкса? И того конвойного? Аллмана, кажется? Я хочу видеть протоколы этих допросов! Вы должны были передать мне копии, как защитнику Стентона. Вы не смеете скрывать от меня полученную информацию. Все материалы расследования, всё, что известно вам лично...
– Кто такой Вастис? – перебил встречным вопросом Гервин, с тихой радостью видя, как растерянно моргнул и тут же замолк его гость. – Стентон пошёл на немалый риск, встречаясь с вами в той закусочной. И что же? Вы говорите о каком-то общем знакомом... Вастис? Кто он, этот Вастис? Для чего он понадобился Стентону? И вам?
– Мне?! – Дик громко фыркнул с пренебрежением. – Я не знаю, кто этот человек. Я никогда его не видел!
Гервин помолчал, пристально разглядывая красивое лицо адвоката, но тот не смутился под этим тяжёлым взглядом, смотрел прямо в глаза и всё также отказывался подчиниться приказу сесть.
– У меня есть запись вашего разговора в закусочной. К чему сейчас все эти препирательства? Я не хочу ловить вас на лжи и уговаривать вас тоже не буду. Вы не глупый человек, вы понимаете сами, что времени у вашего друга очень мало. Заметьте, я говорю «друга». Я знаю, что вам не всё равно, что с ним будет...
– Вот поэтому, господин детектив, я предпочёл бы остаться при своих интересах. То, что мне известно, подпадает под термин «адвокатская тайна», а вот то, что знаете вы, получено незаконным образом. Вам это известно лучше меня. И эта информация сгодится лишь для вот такого вот разговора, один на один. К делу вы её не приложите, и запугивать меня тоже не стоит.
– Запугивать? – с усмешкой повторил Гервин. – Убереги Господь! Адвоката – запугивать?! Да и не мой это метод, поверьте. Я предпочитаю более тонкие приёмы. – Взяв со стола из принесённых с собой бумаг верхний лист, он протянул его через стол Торренсу. – Берите! Это – вам! Ознакомьтесь, пожалуйста, чтоб потом не было с вашей стороны встречных претензий.
Чувствуя явный подвох и что-то недоброе во всём этом, Дик всё же вынужден был взять протянутый лист. Глянул мельком, выхватывая первые строки. Перевёл глаза на детектива и выдохнул безголосо:
– Это жалоба... жалоба в Коллегиальные органы адвокатской службы города.
Морально он готовился к чему-то подобному после того предупреждения в закусочной, брошенного Гервином больше для устрашения, чем для угрозы, и всё равно был неприятно этим удивлён.
– Да. – Детектив кивнул, отклоняясь на спинку стула и чуть вскидывая подбородок.
Он выглядел заметно утомлённым, как после бессонной ночи или слишком долгой рабочей смены, этот чёртов южанин, и он не улыбался с превосходством, вполне естественным в эту минуту, но ответная злость, пожирающая сейчас Дика Торренса, не казалась от этого меньше.
– Чего вы добиваетесь? – Еле справляясь с острым желанием скомкать и бросить ненавистную бумажку Гервину в лицо, Дик покачал жалобу в пальцах обеих рук, брезгливо скривив губы. – По-вашему, шантаж – это тот самый тонкий приём?