– Эти глаза... прозрачные, как лёд... и такие же холодные... Он ими так смотрит странно... сквозь, понимаете? Да, это глаза убийцы... Для него жизнь человеческая не значит ничего.
– А вы знаете, как смотрит убийца? – хмыкнул Эдвард с усмешкой.
После Кледерс он, кажется, научился видеть людей со всеми их пороками насквозь. Вот уж точно, где были собраны одни лишь убийцы. Ни одного симпатичного лица – лишь отвратительные мерзкие рожи, одна другой уродливее. Или это лишь самому ему так казалось? Вполне возможно.
– Нет, я не знаю! – довольно резко ответила Мираэлла, холодея взглядом. – Но если б и вы видели этого человека... Вы бы поняли, о чём я.
Она снова смотрела с недоверием, точно спрашивала сама себя: кто этот человек перед ней, и что он тут делает, в её доме? Так мастерски напросился в гости, сидит сейчас с ней за одним столом, какие-то вопросы ещё задаёт, а она говорит с ним, доверяет ему, наивная. Полиции надо звонить! Срочно!
И Мираэлла резко поднялась на ноги, наверняка, за своим телефоном. Вызывать копов будет, не иначе. Эдвард тоже чуть следом не сорвался, замешкался на какие-то две-три секунды, а хозяйка квартиры со своей сумочкой к столу вернулась, вытащила, и вправду, свой мобильник, в полном молчании долго просматривала в нём что-то, а потом протянула Эдварду:
– Вот, их фото... Вот он, этот человек. Вик не любит фотографироваться, он и не знает, что я сделала эту фотку. Я ему не показывала и не говорила. Даже не знаю, зачем сохранила?
Эдвард только мельком глянул и сразу «Опрокинутую кружку» узнал. Столики и мягкие диванчики с однотонной обивкой под чёрную искусственную кожу. Дизайн стен, как в подвальчике пивоварни: узкие деревянные панели, мотки ненатуральной паутины по углам... Уютное полутёмное помещение зала, в котором сам Эдвард побывал буквально этим же утром.
Молодые мужчины на фото увлечённо говорили о чём-то между собой, сидя напротив за одним столиком. Глядели друг на друга и явно не позировали для кадра.
– Вот он, этот Отис... слева, – пояснила Мираэлла с лёгким раздражением в голосе. – Взгляд его здесь не разглядеть вообще-то... Да вы и не поймёте, о чём я. Этого человека надо видеть вживую.
Знаете, он даже в гостях у нас был однажды. Здесь, в этой квартире. – Женщина со смешком схлопнула телефон и снова забросила его в сумочку, медленно застегнула молнию замка и опустилась на табуретку. Встретив взгляд Эдварда, спросила без улыбки тихим чуть растерянным голосом: – И зачем я вам про него говорю сейчас? Зачем, спрашивается? Он тут совсем не причём, этот Отис... Расскажите мне лучше про Виктора! Знаете, он вообще-то так тяжело с людьми сходится... Очень тяжело! Не доверяет многим. А тут деньги вас попросил передать. Это так удивительно, если честно. Так не похоже на него... Чем он занимается сейчас? Он смог устроиться на эту свою работу?
– На какую ещё работу? Он ничего не говорил об этом...
– Ну, как же? – Мираэлла удивлённо брови вскинула, продолжая слегка улыбаться. – Вик столько раз говорил мне о ней. Притом, что мог молчать по полдня... Знаете, он радовался поначалу... Сказал даже как-то, что вытащит нас из этой бедности, что ему помогут... Но потом... потом что-то там явно не заладилось. Что-то не то пошло или не так. И Виктор злился в последние дни перед уходом, звонил всё кому-то, даже ругался... Я сама слышала, как он требовал кого-то... хотел сам поговорить. Даже угрожал... Серьёзно так... до мурашек... очень серьёзно. А потом... потом...
– Потом просто вышел однажды и не вернулся, – договорил за женщину Эдвард, и она, соглашаясь, кивнула несколько раз быстро и часто. Добавила, подкрепляя:
– Да. Вышел – и всё. СМС-ку прислал, что не хочет больше жить так, и уехал. Вы где с ним виделись в последний раз? Это далеко отсюда? Что это за город?
Эдвард задумался, не зная, как ответить. О том, чтобы правду всю сказать, и речи быть не могло.
– Он сам вам расскажет. Вернётся – и расскажет.
– Это Виктор-то? – усмехнулась с сомнением женщина. – Вы, видно, плохо его знаете, если думаете так. Ничего он не расскажет. Никогда! Всё в себе! Это, наверное, из-за этой своей профессии он такой. Никому ничего и никогда. Под страхом смерти!
Она скривила губы с усмешкой горечи. Понимала всё сама и ничего не могла уже ни исправить, ни изменить. И как многого она ещё не знала! Не знала, но чувствовала что-то недоброе. И такого труда ей стоило не заваливать своего гостя вопросами, не пытать его, а оставаться вежливой, сдержанной и, по возможности, спокойной.