Он продолжал издеваться, но хотя бы пистолетом больше не угрожал, просто смотрел сверху, спрятав обе руки в глубокие прорезные карманы чёрного расстёгнутого пальто. В этом пальто, в костюме с узким галстуком Отис больше всего на молодого банкира походил, чем на убийцу. Встретишь такого на улице и никогда не подумаешь о подобном, о том, что за плечами этого человека годы спецподготовки, участие в боевых операциях и, вполне возможно, десятки человеческих жизней. И ещё: на его совести жизнь друга, жизнь Виктора Вастиса, которого сам он называл «героем».
Интересно, у самого-то у него какая модификация? Вторая или третья? Или вообще что-то особое? Какое-то изобретение военных, позволяющее превращать человека в безжалостную машину для убийства? В хладнокровного маньяка, типа того самого Сокрушителя?
– Ты Виктора сам убивал или кто-то из этих? – спокойно спросил Эдвард, чуть дёрнув подбородком в сторону одного из парней. Тот, не скрывая скучающего взгляда и выражения, смотрел в единственное небольшое окно с правой стороны от входной двери.
– А тебе-то что? Какая разница? – удивился искренне Отис.
– Ты был гостем в его доме. Другом его называл...
– Объяснять будешь, как это плохо? Ух, ты! – Отис изумлённо светлые брови вздёрнул. – За мою работу меня ещё ни разу не стыдили. Ты первый будешь...
– Друзей убивать – это твоя работа? И людей других... таких, как я... как Торренс...
Отис в два быстрых шага к Эдварду приблизился, казалось, ударит сейчас или встряхнёт хорошенько, чтоб заткнулся и дальше молчал. Но он всего лишь испытывающим медленным взглядом, изучающим лицо, рассматривал, долго так рассматривал, а потом чуть слышно спросил:
– Зверем меня считаешь? Человека мне прибрать – на раз-два? Подумаешь там, вроде как... А я всех своих в лицо и по именам помню. Каждого! И тебя помнить буду... И Вика! Но он сам виноват. На первом же деле раскис... ошибок много понаделал... бабу твою живой оставил... и ещё перчатки эти... Он бы жил и дальше, вполне возможно – а почему бы и нет? – если б ты сидел себе тихо и не рыпался. Ты и адвокатик твой хорошенький... Но вы пересмотра добивались и повторного расследования...
– Значит, это я теперь в смерти Вастиса виноват? – Эдвард даже растерялся от таких-то слов. – Вот как, значит.
– Отчасти да. – Согласно кивнул Отис. – Как и сейчас. Сидел бы спокойно на Кледерс – пожил бы, глядишь, годик-другой. Там тоже люди живут... годами живут. А тебе там, верно, весело было с твоей-то мордочкой... – Он снова оглядел Эдварда с издевательской усмешкой. – И сейчас тоже... Повезло сбежать и выжить – вот и сидел бы тихо. Ты сам во всём виноват, дружочек... Что спрашивал не у тех и не про то. Что совался не в свои дела. Что такой любопытный у мамочки родился... И адвокат твой тоже будет на твоей совести... и девка Вастиса нашего...
Под ледяным взглядом Отиса Эдвард отвёл глаза, посмотрел в сторону, на Лимеса, изваянием застывшего напротив окна. Небольшая дежурная лампа над входной дверью горела тусклым красноватым светом, потолочные светильники похитители решили не включать, чтоб не привлекать внимания со стороны. Нутро огромного склада тонуло во мраке, и коробки с продукцией фармконцерна, приготовленные для погрузки, местами громоздились до потолка. На каждой, куда ни глянь, листочек «ТРИатики», печать торгового знака.
Наверняка, эти лекарства сумеют многим жизни спасти, принесут Кринвину не одну сотню тысяч кредов дохода, и ничего в жизни этого миллионера не изменится. Он-то, как раз, даже имени «Стентон» не вспомнит никогда. Равно, как и сам Эдвард до всех этих перемен в своей жизни и думать не думал ни про Кринвина, ни про «ТРИатику».
Как медик, он знал их продукцию. Концерн делал лучшие в стране хирургические инструменты, самые точные и удобные лазерные скальпели и отличные коагулянты. Да и много чего! Это же монополист на фармацевтическом рынке, сеть предприятий «ТРИатики» по всей стране разбросана, препараты и за границу на экспорт идут.
Вот только с «Витра-М» руководство концерна допустило ошибку, но, понимая это, не нашло в себе смелости признать её и смириться с понесёнными убытками. Проще показалось расправиться с теми, кто знал правду, уничтожить тех, от кого хоть что-то зависело. И продолжить зарабатывать дальше!
И Эдвард оказался крошечным камешком, попавшим в этот отлаженный годами механизм. Разве мог он сам надеяться, что эта песчинка остановит огромную махину? Нет! Конечно же, нет! Но он пытался... попытался хотя бы замедлить вращение, обратить внимание других на это – и проиграл!