– Судебное заседание назначено на вторник следующей недели, – с нескрываемым злорадством сообщила Лора. – У вас есть ещё четыре дня на то, чтобы расположить к себе прокурора и судью.
– Это как же? – не понял Эдвард.
– Это значит – добровольно признаться и рассказать, как всё было!
– Мне не в чем признаваться! Я не убийца! Вам будет очень стыдно, госпожа, когда вся правда откроется... когда разберутся, что к чему...
– Уже разобрались! Дело закрыто и передано в суд. Всё!
Детектив Клеменс вышла, и Эдвард только глазами её проводил.
Что он мог? Ничего!
____________________
Этот судебный процесс получил большую огласку. Программа «В зале суда» транслировалась в каждый дом по всем каналам в одно и то же время. Любой зритель, подписавшийся на шоу и просмотревший хотя бы три эпизода, получал доступ к заветной «красной» кнопке.
Настоящего маньяка ни выследить, ни арестовать так и не удалось. Весь гнев, всё негодование и ненависть достались тому, кто совершил своё преступление в надежде избегнуть справедливого возмездия. И если маньяк был всё-таки болен психически, то его имитатор, напротив, своим преступлением лишь подтверждал своё хладнокровие, расчётливость и презрение к закону.
Процесс едва начался в режиме свободного доступа, а все уже знали: обвиняемый Эдвард Льюис Стентон, оператор компьютера-хирурга, служащий клиники «Медикал Корпорейшн», виновен в инкриминируемом ему преступлении. Всё остальное сводилось к одному: какой будет мера наказания?
Смертная казнь была запрещена уже лет тридцать, самым строгим наказанием являлось пожизненное пребывание в тюрьме закрытого типа. Именно его и требовала прокурор Гретцен для обвиняемого Эдварда Стентона.
Сам Эдвард из всего, что происходило вокруг, понимал мало. Он отвечал на вопросы, когда его спрашивали, честно рассказал о своём знакомстве с пострадавшей, пытался что-то объяснять, но его мало кто слушал. Да и сам адвокат Торренс часто пинал его под столом ногой или дёргал за рукав, шипел сердито и просил лишь одно: «Молчи! Молчи, ради Бога!»
Потерпевшей стороной на суде выступала мать Кристины Ирма Вэлли. С Эдвардом они только тогда и познакомились, при первой их личной встрече.
Эта молодая красивая женщина, сильно напоминающая собой Тину, требовала для обвиняемого высшей меры наказания, смотрела на Эдварда ненавидящим тяжёлым взглядом.
А какими страшными проклятиями и угрозами она сыпала, когда ей дали слово. И не подумаешь, что ухоженная, приятная во всех отношениях женщина может знать такие слова.
Эдварду тоже дали возможность высказаться, правда, уже самым последним из всех участников процесса. Он не готовился заранее, до последнего не думал, с чего начать. Поэтому и речь его получилась скомканной, какой-то даже глупой:
– Я знаю, почти четыре миллиона граждан нашей страны следили за этим шоу, и почти все они приняли участие в голосовании. Каждый совершеннолетний зритель имеет право подать свой голос «за» или «против». Девяносто восемь процентов считают меня виновным в этом преступлении. Я удивлён, если быть честным. Со своей стороны я не могу доказать обратного... И, как видно, никто не может. Или даже не хочет. Не знаю... Я знаю только одно, что я не виновен. Я и ещё... ещё Тина. Если б она только могла...
Он говорил свои простые негромкие слова, а сам видел со своего места в зале, как стискивает пальцы Ирма Вэлли, какими пунцовыми пятнами ярости пошло её красивое лицо, какой ненавистью горят глаза.
– Я не пытался убить её... Мы любили друг друга... Я и Тина! И мы...
– Боже мой! Как вы можете это слушать?! – воскликнула, не выдержала-таки потерпевшая, поднимаясь со своего места. – Почему вы не остановите его?! Этот обман! Эту наглую ложь! Как он смеет вообще?! Этот... Этот... Этот убийца... Этот наглец...
– Соблюдайте порядок в зале суда! – напомнила Тори.