– Ты просто скажи, сколько мне тут ещё? – снова перебил Дика Эдвард. – Ты добился пересмотра?
– Работа с делами, направленными на пересмотр, начинается через три месяца, не раньше. Три месяца по закону после вынесения приговора. Раньше не получится, я уже у судьи лично узнавал.
Эдвард в ответ вздохнул. Не этого он ждал, отнюдь. Ещё три месяца?! Здесь – на этом Богом забытом острове, бок о бок с капитаном Артурсом?! И это после всех его угроз! Здесь, в лазарете, пока всё спокойно, но, кто знает, что будет потом, когда вернут обратно в камеру. Эти три месяца могут и годом показаться...
– И что теперь будет?
– Я, конечно, могу попробовать... добиться хотя бы того, чтоб тебя в другую тюрьму перевели. То, что здесь есть родственник потерпевшей, это явное нарушение общих правил отбывания. Если я найду доказательства этого родства, если это точно так, как ты рассказал, и она его дочь...
Но на всё это понадобится время. Неделя хотя бы... Пока мой запрос рассмотрят в Центре репродукции... Их архивы работают медленно... И катера сюда ходят всего раз в десять дней. Ради меня исключения никто не сделает.
Они снова помолчали. Эдвард уже не выглядел таким радостным, как в первую минуту встречи, Дик глядел на него сверху, стоя к окну спиной, озабоченно покусывая ноготь большого пальца.
– А Тина, как она?
– Без изменений. Я каждый день созваниваюсь с лечащим врачом...
Эдвард кивнул, помолчал, попросил неожиданно:
– Моя мать... она не должна узнать, что я здесь. Ты ни в коем случае не должен с ней связываться. Ничего ей не сообщать.
– Я не звонил, Эд. Ты же уже просил...
– Да. – Эдвард рассеянно лоб потёр. – Да, верно, просил. Только это ещё не всё. Каждый месяц я обычно перечислял ей деньги. Тысячу кредов. Десятого числа каждого месяца... Если деньги не поступят, она будет волноваться, попробует связаться... Тогда она точно всё узнает.
– Я сделаю ей перечисление, не переживай, – успокоил Дик. – На твоём счету ещё есть деньги?
– Немного. Я всего как полгода на новую квартиру перебрался. Пока обставился, сам понимаешь... И с работой, наверно, тоже теперь того... уволят.
– Уже уволили. – Дик глаза отвёл. – Твоя начальница сразу же после суда со мной связалась... Тебя уволили, вернее, отчислили из штата без выходного пособия.
Эдвард снизу смотрел на Дика, озабоченно покусывая губы. Никакая из новостей его не радовала. Скоро и возвращаться будет некуда. Что ещё успеет плохого случиться за эти три месяца? Пока думал в полной растерянности, Дик предложил сам:
– С деньгами я помогу, не переживай. Каждый месяц десятого, да? – Кивнул сам несколько раз, часто и быстро. – А самому тебе здесь понадобятся деньги?
– На что? – Эдвард усмехнулся горько. – Тут всё казенное: одежда, кормёжка... Зачем они мне?
– Ну, смотри. Если что, связаться сможешь?
– Дик, я не собираюсь тут оставаться надолго! Неужели ты сам не понимаешь? Тут же всё сплошь всякая шушера... – Дик в ответ на это изумлённо бровью повёл, такое слово от своего друга он впервые слышал. Но не одёрнул, не перебил, молча, слушал. – Преступники с пожизненным, со сроками от «двадцати» и выше... Те, кто уже ни на что не надеются. А я... Я не могу тут три месяца валандаться! Я не выдержу, понимаешь! Тут одни эти камеры и эти решётки чего стоят! Почему я должен находиться тут, Дик? Что я такого сделал? В чём я виноват? Что не с той девушкой встречался?..
– Конечно, Эд, я всё понимаю... – начал Дик растерянно и даже смущённо, но Эдвард перебил его с раздражением:
– Понимаешь? Если ты понимаешь, почему тогда я тут до сих пор? Почему я должен ждать эти три чёртовых месяца?! А потом ещё сколько? Когда они там в полиции и в суде разберутся, наконец? Когда они поймут, что я не тот?
Эдвард на ноги поднялся порывистым движением, обеими руками, скованными в запястьях наручниками, хватаясь за край стола.
– Я думал, ты привезёшь мне хоть какие-нибудь новости... Хорошие новости! Я же не виновен, неужели этого никто не понимает?!
Надзиратель, немой тенью стоявший у порога, вмешался, выступая вперёд: