Охранник возился с электронным замком двери, разделяющей решёткой два этажа, шарил в нагрудном кармане карточку, встретившись с Эдвардом глазами, снова заухмылялся нагло и подмигнул.
– Хороший друг – жены не надо, слышал?
Эдвард громко фыркнул, смерил надзирателя взглядом, понятным без слов. Но тип из непонятливых попался и всё никак успокоиться не мог.
– Нет, я, конечно, ничего против не имею. Любовь, она всякая бывает, да и закон это дело всячески приветствует. По мне, лучше так любиться, чем резать кого или тем же прутом забивать...
Понятное дело, на что он намекал, но Эдвард сдержался со своим мнением, просто промолчал. А конвойный продолжал, не торопясь:
– Там, на воле, кто во что горазд, но ты не думай, что наш народ совсем от современной жизни далёкий. Кое-кто тут и дружку твоему заменой быстро подыщется... чтоб веселее срок тянуть...
– Торренс – мой адвокат! Я, кажется, ясно выразился, – перебил провожатого Эдвард. – Давайте побыстрее, а то я на обед не успею.
– А ты и не успеешь, – продолжал ухмыляться конвойный, – остальные все уже давно накормлены. Это больничка у нас на полчаса позже ест...
– Какие такие остальные? – не понял Эдвард.
– А вот такие, дорогуля! Всё, хватит отдыхать! Капитан распорядился тебя в общее отделение переводить. В другую камеру, чтоб под наблюдением был у коридорного. А то, не дай Бог, снова сиганёшь со второго этажа... Лечи тебя потом на казенные деньги, умника такого...
– Ниоткуда я не падал, это капитан лучше меня знает, – буркнул Эдвард, идя по коридору. – Он сам сначала руки распускает, а потом...
– Кончать болтать! – прикрикнул на него охранник, больно тыкая дубинкой в спину. – Не положено!
Они подходили к очередному посту охраны, вот он и пытался всем видом выказать своё рвение служебное. Эдвард, понимая это, только хмыкнул.
Ну, что ж, назад, так назад. Итак в лазарете надолго увяз, десять дней уж как. Хватит! И это хорошо, что по этажу коридорный дежурить будет. Глядишь, при свидетелях Артурс не решится больше на новый визит среди ночи.
А вот с обедом точно не повезло. Ни там, ни тут не успел. И что теперь? Ужин тоже нескоро. Своих личных заначек тоже никаких. Придётся потерпеть до ужина. А что ещё тут сделаешь?
Ему выдали новый комплект постельного белья, чистое полотенце, стандартный набор гигиенических принадлежностей. Новая камера находилась в другом крыле здания, идти пришлось довольно долго. Эдвард и не думал, что тюрьма такая большая. Правда, народу в ней на десятую часть от того числа, на какое рассчитывали это исправительное заведение, и при этом, несмотря на запустение и малочисленность персонала, все коридоры и переходы блистали чистотой. Кто-то следил здесь за порядком, и Эдварду быстро дали понять, чьими руками это делалось.
Он только и успел застелить кровать на новом месте, разложил по полочкам бритвенные принадлежности и повесил полотенце на крюк над умывальником, когда за ним пришли.
– Заключённый Стентон?
Эдвард при появлении охранника от неожиданности аж вздрогнул. Опять будут бить, благо камера угловая и соседей ни слева, ни напротив?
– Да, а что? Что случилось?
– На уборку! И пошевеливайся. Не успеешь до ужина, останешься голодный.
– Какая ещё уборка? Я же только что...
– Я сказал, шевелись давай! – перебил его осторожные возражения тюремный работник, другой уже на этот раз, не тот, что вёл из комнаты свиданий. – Твоё дежурство по коридору.
Дежурство?! Какое ещё может быть дежурство?
Эдварда возмущало это всё. Он хотел такой малости: чтоб его оставили в покое, хоть на время. Просто в тишине и покое обдумать всё, что рассказал Дик во время встречи. Новая камера казалась вполне подходящим местом, так нет же, и тут нашли.
В прежней своей жизни Эдвард привык доверять уборку в квартире компактному комбайну, совмещающему в себе функции пылесоса, мойщика полов, поглотителя и озонатора. Вся его работа по поддержанию порядка в доме сводилась лишь к своевременной замене чистящей кассеты и в добавление воды в специальную камеру.
А тут? Всё делалось постаринке. Так, как не делалось уже нигде. Швабра из какого-то незнакомого гигроскопичного материала и ведро с мыльной водой, которое – вот дикость-то! – надо было постоянно перетаскивать за собой следом вдоль по коридору.