– Ребята, он сожалеет! Наша крохотуля сожалеет! – захохотал заключённый, сидевший от Стью по левую руку. – Да ты хоть знаешь, кому ты отказал, сопля?! Знаешь, кто перед тобой?!
– Тише, Ронни, тише, – вмешался Стью, внимательным взглядом чуть прищуренных глаз осматривая Эдварда. Они в эту минуту все на него одного пялились. И Эдвард под этими взглядами невольно плечи ссутулил, будто хотел ещё меньше, ещё незаметнее стать.
– Да, я предложил тебе работу... ты отказался. Что ж, имеешь право... – начал Стью, чуть-чуть помолчав, будто с мыслями собираясь. – А без работы нельзя... скучно и неправильно так, правда же? – Эдварду ничего не оставалось, как кивнуть в ответ. – Вот видишь! Ты у нас парнишка понятливый, больше отказываться не будешь. И мы все тоже понимаем... силой заставлять не будем: хорошо поработаешь – сразу и отпустим.
– Я... я не... Что значит «поработаешь»?.. – Ошалело моргнул Эдвард, перебегая изумлённо-растерянным взглядом по раскрасневшимся после душа лицам. – Вы, видимо, не за того меня принимаете...
Эдвард, качнувшись на босых ногах, отшатнулся, спиной вжимаясь в нутро открытого шкафа, а потом вдруг неожиданно для всех метнулся в сторону: бежать! Бежать как только можно! Лишь бы подальше от всех этих уродов.
Кто-то подставил ему ногу, и Эдвард нелепо растянулся на полу, но вскочить он уже не успел, двое схватили его за руки и за плечи, пиная и смеясь, вздёрнули на ноги; и тут кто-то громко сказал:
– Не надо, пусть дрыгается... так даже интереснее...
С отчаянной силой обречённого на смерть Эдвард вырывался и выкручивался даже тогда, когда его силой поставили на колени. Один из державших схватил его за мокрые волосы, запрокинул голову назад так сильно, что хрустнула шея.
– Санчес, давай! Ты первый занимал! Остальные – в порядке очереди! – распорядился Стью. Сам он так и остался сидеть, даже позу не сменил.
Камера наблюдения безучастным глазком следила за происходящим, передавая изображение на пульт наблюдения и контроля. Несмотря на вечерний час, за столом и в самой комнатке собралось довольно много охранников: кто-то перекусывал, пользуясь тихим часом, кто-то переодевался после смены, двое вообще играли в карты, обмениваясь репликами лишь друг с другом.
– Смотри-ка, Стью опять затеял какую-то хреновину в душевой, – сообщил дежурный наблюдатель у экранов, даже и не думая подавать сигнал тревоги.
Его новость привлекла внимание немногих, а один из играющих в карты, мельком глянув на экран, добавил:
– Да-а, кого-то, походу, сейчас трахнут...
– Это новенький, из 311... – узнал второй наблюдатель и потянулся к кнопке тревоги, но его остановили восторженным воплем:
– Подожди, Майки! Сейчас нам покажут реальное гей-кино! Это вам не порнушка на симуляторе. Здесь всё по натуре...
– Ну, тебя, Фишер, ты ни о чём другом и думать не думаешь! – Охранник через руку напарника еле дотянулся до красной кнопки, так сильно подался вперёд, что светлые крашеные волосы, зачесанные на косой пробор, рассыпавшись, закрыли половину лица почти до подбородка.
– Ну, вот, такое кино испортил! – Фишер откатился от пульта наблюдения вместе со стулом, потеряв интерес к происходящему сразу же, как только сработала сирена.
Расчёт специально экипированной охраны вломился в душевую, прикрываясь щитами и раздавая удары дубинками направо и налево.
Про Эдварда на какое-то время забыли, закрываясь руками, нервно дрожа и плача от только что пережитого страха и унижения, он забился в угол между стеной и скамейкой. Оттуда его и вытащили, когда всех, кто не успел разбежаться, разложили на полу носом вниз, а на пороге душевой с минутным опозданием появился сам капитан Артурс.
– Что здесь такое снова? – спросил он, брезгливо осматриваясь. – Очередная разборка? Кто зачинщик? Разобраться и наказать... – Артурс не договорил, узнав заключённого Стентона даже в таком виде, произнёс, кривя небрежно губы: – Этот – зачинщик беспорядка, да? В «пенал» его на всю ночь, а остальных – в карцер!
Эдвард был так раздавлен всем происходящим, что возмущаться начал лишь тогда, когда очутился в коридоре перед глухой металлической дверью без номера и без таблички.