Пластиковые пакетики и мешочки, бутылочки и даже одноразовая посуда, проржавевшие насквозь баллончики от аэрозолей, сплющенные пивные банки, куски изржавленной проволоки и всякий прочий хлам, оставленный человеком. Здесь было и то, что давно уже не выпускали, то, что попало в море много лет назад. И всё это теперь проплывало по ленте конвейера, уезжало вперёд довольно быстро, чуть подустал, отвлёкся – и всё, пропустил мимо.
Чтоб такого не было, их, таких, как Эдвард, стояло ещё пятеро через каждые пять метров ленты, и самих конвейерных установок было две штуки справа и слева от широкого прохода, рассчитанного на проезд грузовых каров.
Мотор барабана, подающего отходы цивилизованной жизни, с грохотом бил по ушам, работа, казалось, будет такой же бесконечной, как и сам конвейер.
Отбрасывать наиболее ценный мусор в стоящие от него по обе стороны коробки Эдвард наловчился очень быстро. Работали у него только руки и глаза, всё остальное тело застыло неподвижно. Видимо, поэтому почти сразу же начали ныть мышцы шеи, плеч, спины.
Как долго ещё? Неужели на весь день? И когда обед? Интересно, на обед отпустят в общую столовую или будут кормить прямо тут, в этом же зале?
Как же надоело уже всё это добро, как надоело! Бездумный, бесконечный труд, который легко могли бы выполнять простейшие автоматы. Нет же, проще, как видно, приставить заключённых, чем вводить машины, проще и дешевле. Людям не нужна электроэнергия, им хватит еды. Да, всё довольно просто, если подумать, до тупого просто.
Боже, но если так работать с утра до вечера часами – недолго и свихнуться!
Приученный за годы хирургической практики одинаково хорошо действовать обеими руками, Эдвард временами успевал взглянуть по сторонам, видел, как работают другие на своих местах. Кто-то также стоял у ленты, одни лицом, другие спиной, кто-то был приставлен относить и укладывать в стеллажи запечатанные пакеты с утрамбованным и просушенным мусором, а кто-то относил в сушилку наполненные коробки, заменяя их на пустые.
Тех, кто не стоял на ленте, было шестеро, причём двое чуть ли не бегом бегали, еле успевая за прессовальной машиной и обслуживанием работников конвейера, а остальные с беспечным видом расселись на скиданных в кучу упаковках для отходов. Эти четверо не работали вовсе! Если честно, один из них вставал изредка со своего места, подавал в машину очередную пачку пакетов да со смехом прикрикивал на носильщиков. И всё! Даже охрана не трогала никого из этих четверых, как будто их и не было тут вовсе.
Присмотревшись чуть внимательнее, Эдвард узнал среди них Головастого Стью, сидящего к нему спиной. Ну да, конечно. Зачем такому, как он, трудиться наравне со всеми? Такие люди даже в тюрьме способны устроиться со всеми возможными удобствами и быть в друзьях у любого строгого начальства.
Возмущённый увиденным Эдвард не сразу подумал о более важном деле: о возможной опасности для себя. Головастый Стью и его шайка могли обещать лишь одно – большие неприятности. Но они, наверное, поостерегутся приставать прямо тут, среди других людей, на глазах у охраны.
Да и они сами как будто не замечали Эдварда, говорили о чём-то между собой, шутили, громко смеялись. Их голоса невозможно было расслышать за общим грохотом и шумом, видно было лишь, как раскрываются рты, как меняется мимика лиц.
Неожиданная тишина заставила всех вздрогнуть невольно. Мотор подающего барабана отключился, и все работники конвейеров заоглядывались кругом, не понимая причины возникшей передышки.
Один из ребят Стью рассказывал в эту минуту какую-то из своих историй, и в тишине его фраза прозвучала на весь цех:
– Да, прям так и сказал: г...о жрать будешь!
Все повернули головы в одну сторону, на голос, и Эдвард, стягивая маску респиратора, вздохнул: «А у этих одни и те же разговоры... Кто кого и как унизил посильнее. Тоска...» Присел передохнуть на пустой ящик, сложив на коленях ладонями вверх раскрытые руки в испачканных илом перчатках.
Что это, интересно: остановка на обед или просто дали время передохнуть? А может, сломалось что?
Руки в прорезиненных перчатках сильно вспотели, аж тыльные стороны ладоней начали чесаться. Эдвард стягивал их тем же небрежным движением хирурга, покидающего операционную, когда к нему подошёл Рой Смитли.