– Не трогай его! – крикнул один из охранников, сам продолжая стоять от конвейера как можно дальше.
– Он мёртв уже недели две, никак не меньше, – сообщил Эдвард, осторожно, всего одной лишь здоровой рукой оттягивая измолоченный край пластика, закрывающего лицо мёртвого мужчины. – Даже удивительно, как хорошо сохранилось тело...
Мельком глянув в лицо, Эдвард невольно отпрянул.
Чёрт! Убийство! Это всё-таки убийство!
Кто-то выстрелил парню в затылок, и пуля прошла под острым углом, размолотив лицевые кости, обезобразив до неузнаваемости. Это была пуля большого калибра, судя по всему, и тот, кто стрелял, не сделал этого случайно.
Видя реакцию Эдварда, кто-то из заключённых за его спиной хохотнул со злорадством:
– Что, знакомого увидел?
Эдвард громко фыркнул в ответ. Откуда? Да и мёртвый парень сейчас в таком виде, что его и мама-то родная не признает.
– Здесь нужна будет полиция, экспертная группа, – сказал в заключение Эдвард, ещё раз внимательным взглядом оглядывая тело. Задержался глазами на руке, свешивающейся вниз.
На мёртвом не было одежды, и на плече, на серой влажной коже, угадывалась небольшая татуировка в виде какой-то хищной птицы, то ли коршуна, то ли сокола, расправившего крылья.
Ни о какой работе и речи быть не могло после такой страшной находки. Всех их отправили по камерам, а выловленным телом занялась внутренняя охрана. Из-за всего этого дела поднялся большой шум, даже вызвали спецов из береговой полиции. О проблемах самой тюрьмы и её обитателях как будто забыли. Дважды в день водили поесть и снова запирали по камерам. Тюремное начальство осторожничало, даже прогулки на свежем воздухе на время запретили, не хотели, видимо, чтоб представители прессы совались со своими вопросами, чтоб особо интересующиеся не лезли не в свои дела.
Всех, кто присутствовал в тот день при обнаружении трупа, по-одному вызвали и допросили приехавшие с «большой земли» следователи. Допрашивали и Эдварда. Скучный следователь с безразличным взглядом и апатичным лицом задал несколько стандартных вопросов: кто обнаружил? кто где стоял? кто как отреагировал и так далее. Спросил ещё зачем-то про статью, про срок, а напоследок поинтересовался: «Вы лично с погибшим не были знакомы?»
Конечно же, Эдвард ответил, что нет. Да и с чего бы это вдруг? В Паркис-Сити почти семь миллионов жителей, откуда тут можно знать? Да и вряд ли кто из заключённых этой тюрьмы мог быть знаком с ним при жизни. Слишком мала такая вероятность.
Умом Эдвард понимал всё, но последний вопрос почему-то засел в голове накрепко. Пока шёл по бесконечным коридорам в сопровождении конвойного, и потом, уже в камере своей, всё прокручивал в памяти тот момент, когда осматривал тело.
Лицо, обезображенное выстрелом, раскисшее в морской воде, тут уж никак не определить первоначального облика, и всё равно, было что-то, что не давало покоя. А тут ещё этот вопрос следователя, он никак не шёл из головы, он колол занозой, вынуждая возвращаться к нему снова и снова.
И эта наколка. Ведь не видел же раньше ничего подобного ни разу, а всё равно почему-то обратил внимание. Почему? А может, встречал всё же когда-то этого человека? На улице? Мельком? Да, и этого оказалось достаточно, чтоб сейчас нервничать и злиться. Это вполне возможно с такой памятью на лица.
Да, но ведь не в лице же как раз таки всё дело! Оно-то и не при чём при такой обезображенности. А в чём же тогда? В чём?
Эдвард не мог найти себе покоя, ходил по своей крошечной камере туда-сюда, от стены до решётки, отделяющей от общего коридора. Вперёд-назад, вперёд-назад. Шаркающий звук тяжёлых ботинок мешал сосредоточиться, от мыслей отвлекали другие звуки: кашель, голоса, смех, даже пение, раздающиеся из других занятых камер.
Он остановился как раз на середине камеры, зажмурился, зажимая обеими ладонями уши.
«Ты же видел где-то этого типа! Видел! Видел! Видел! Чёртова память! Ты видел сотни, а может, и тысячи лиц, ты можешь вспомнить их всех, если только сам захочешь. Так вспоминай же! Вспоминай! Иначе ты так и не успокоишься...»
Эдвард медленно глаза открыл, чувствуя, как близок он к разгадке. Руки уронил вдоль тела, будто устал от всех этих изматывающих мыслей. Стоял он так, что глаза его отражения в маленьком прямоугольнике зеркала над раковиной умывальника встретили его же напряжённый измученный взгляд.