И вот тогда только, изучая собственное отражение, Эдвард неожиданно всё вспомнил.
...Июньский день, прозрачный от жары, млеющий на солнце. Они тогда только-только начали встречаться, это было их третье или четвёртое свидание. Эдвард был так увлечён в те дни, он обожал Тину до последней клеточки её тела, он любил её всю, любил весь мир, способный сотворить такое чудо. Он ничего не видел и не желал знать. Жил одними лишь этими встречами, отмерянными по часам.
Они вели себя скрытно, по крайней мере, на людях. В лифте в то утро после общей ночной смены поднимались вместе, но играли в свою игру: «Незнакомцы». Тина мгновенно напустила на себя маску неприступной, холодной красавицы, и Эдвард тоже отвернулся с равнодушным видом, когда в просторную зеркальную кабину лифта вошёл незнакомый мужчина.
Эдвард лишь мельком глянул на него, отметил, что они примерно одного с ним роста и возраста. Подумал ещё тогда, что никогда до сего дня не встречал этого жильца в своём доме.
Скоростной лифт нёс всех троих вверх мимо этажей, все молчали с сосредоточенным вниманием.
Эдвард смотрел на себя, отражённого в холодной глади зеркала, видел, каким мальчишеским нескрываемым счастьем загораются его глаза, когда они встречались с глазами Тины. А она улыбалась в ответ едва заметными ямочками на щеках, заговорщицки хмурила брови.
А как они смеялись потом, как смеялись, когда незнакомый парень вышел на 32 этаже! Дальше им не от кого было скрываться, до своего 48 этажа они целовались, снова смеялись и снова целовались, пьяные от страсти и от счастья.
А ведь этот парень поднимался с ними в лифте ещё раз. Одет он был, правда, уже по-другому и пострижен был иначе, и вышел не на своём 32 этаже, а поехал дальше. Эдвард всё равно узнал его тогда сразу, хоть и не смотрел ему в лицо, пока ехали вместе. Видел лишь его правую руку, спокойно лежавшую на никелированном поручне.
Эта рука была повреждена когда-то, повреждена как будто взрывом боевой гранаты. На посечённой кисти остались мелкие, отлично отшлифованные косметологом шрамы. А два пальца – указательный и средний – казались вывернутыми немного в сторону, точно сломаны были когда-то и неправильно срослись.
Эта правая рука, эта повреждённая взрывом рука – вот, на что надо было сразу обратить внимание!
– Дубина пустоголовая! – выругался Эдвард, постучав кулаком себе по лбу. – Это он, этот парень... И ты видел его не раз, а два раза даже. А может, и не два. А может, всё-таки больше?
В голове, в памяти прояснялось всё медленно и как бы нехотя.
Да, эти встречи в лифте не были единственными.
Он видел его и потом, на улице, в толпе, на тротуаре, видел в своей любимой кафешке, где бывал чуть ли не каждый день. Он часто, очень часто видел этого парня, но не придавал этим встречам никакого значения. Когда живёшь в одном доме, в одном квартале, на одной улице, такие встречи возможны вполне. Жилой сектор спланирован так, что люди и живут, и работают, не покидая своего района.
Логичное объяснение, им можно оправдать даже столь частые встречи в двадцати пятитысячном секторе многомиллионного города.
Почему же тогда этот парень вёл себя иной раз так странно, точно старался быть неузнанным? Эти смены причёсок и даже цвета волос, зачем это всё?
«Он следил за тобой, вот и всё! Следил с какой-то своей тайной целью!»
Удар, подобный шоку от всей этой простой догадки, подействовал на Эдварда с такой силой, что он аж сел на кровати, втиснув обе руки меж коленями.
Странное дело получается: чужой, совершенно незнакомый человек интересовался его жизнью настолько, чтобы следить за каждым шагом, следить за всеми его привычными маршрутами. Кому может быть настолько интересна простая жизнь простого человека? Одного из многих миллионов в Паркис-Сити!
И сейчас он, следивший за Эдвардом, когда тот был ещё на свободе, мёртвым "нашёл" его здесь, в этой самой тюрьме.
Чудеса прям какие-то! Или просто совпадение? Хорошее совпадение, нечего сказать, но от него, вон, аж мурашки на коже. Жутковато как-то делается от таких совпадений. Ох, неспроста это всё!
Эдвард с тяжёлым вздохом упал головой в подушку, устало глаза закрыл, задумался, вспоминая и многое переосмысливая заново.